— Ты их слышишь тоже? — удивился Софроний и принял у меня полное ведро.

— Да, и слышу, и разговаривать могу. Двое вон со мной всегда находятся.

— Покажи! — велел Софроний и протянул пустое ведро.

— Моня! Енох! — позвал я.

Передо мной появилось зеленоватое мерцание, и одноглазый Моня возник прямо перед нами.

— Ишь ты! — удивился Софроний, но всё равно его реакция была не такая, как я ожидал, более того, он Моню тоже видел, а затем спросил, — давно ль ты преставился, раб божий?

Моня принялся долго и нудно рассказывать свою биографию. Я её уже сто раз слышал, поэтому набрал в очередное ведро воду и позвал опять Еноха.

Ноль реакции.

— Любопытно, — тем временем говорил Софроний Моне, — а как тебе удалось здесь остаться и на тот свет не уйти?

— Да вот я сам не знаю, — пожаловался Моня, — я тридцать лет обитал в том доме, где погиб, а потом Генка пришел, и я с ним стал ходить.

— А раньше ты из дома выходить не мог?

— Не мог, — вздохнул Моня, — тридцать лет в этой проклятой квартире просидел.

— А с Генкой как же? — Софроний кивнул на меня.

— А он от пола доску отодрал, на которую моя кровь попала, — сообщил Моня. — Он сперва носил её с собой, вот я и хожу с ним.

— Погоди, а сейчас не носит?

Пришлось рассказывать историю о Лазаре и как он сжег дощечку, что спасло мне жизнь и как вернуть Моню помогло заклинание старой цыганки Пэтры.

— Сам не знаю, как так получилось, — закончил свой рассказ я.

— Слово — это самый мощный иснтрумент, — сказал Софроний, — Словом можно убить, можно человека к жизни вернуть. Ты же знаешь, что вначале было Слово. Так сказано в Писании и так оно есть.

— Это да, — согласился я и рассказал о книге Лазаря.

— Жаль, что ты её с собой не захватил, — покачал головой Софроний, — такие книги надо уничтожать сразу, а то если они не в те руки попадут, то много бед наделать могут.