Книги

1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

22
18
20
22
24
26
28
30

Впрочем, на самом съезде вопрос о Конституции не привлёк уже большого внимания делегатов. Неоднократные напоминания Свердлова об отсутствии записавшихся для участия в прениях по принятию Конституции не возымели эффекта, и в результате официальному докладчику конституционной Комиссии Стеклову оппонировал только эсер-максималист Полянский[346]. Причиной этого послужило то, что большевики в основном были заняты проблемами, порождёнными вооружённым мятежом левых эсеров, который чуть было не спровоцировал войну с Германией. После того как уже на самом съезде в текст Конституции было внесено несколько поправок, на заседании 10 июля она была единогласно утверждена. Президиуму ВЦИК было поручено окончательно отредактировать и обнародовать текст Конституции. В окончательном виде Конституция была опубликована в советской печати 19 июля 1918 года и с этого момента вступила в силу[347].

Каков же облик новой российской государственности предстаёт со страниц первой национальной Конституции, каковой является Конституция 1918 года?

Россия провозглашалась республикой Советов. Статья 10 Конституции провозглашала: «Российская республика есть свободное социалистическое общество всех трудящихся России. Вся власть в пределах Российской Социалистической Федеративной Советской Республики принадлежит всему рабочему населению страны, объединённому в городских и сельских Советах». Источником власти в России становился не царь, как это было при самодержавии, и не денежный мешок, как это фактически было при Временном правительстве, а народ. Высшим органом власти (ст. 24) провозглашался Съезд Советов, формировавшийся нижестоящими Советами по принципу делегирования. Съезд из своего состава избирал (ст. 28) ВЦИК. В свою очередь, ВЦИК образовывал (ст. 35) Совнарком. Конституция в общих чертах регулировала взаимоотношения центральных и местных Советских органов (ст. 49). Как писал в своё время лидер меньшевиков О. Ю. Мартов, Конституция 1918 года «давала точное выражение идеи “Вся власть Советам”»[348].

Остановимся подробней на порядке формирования Съездов Советов, так как на этот предмет существует немало спекуляций. Всероссийский Съезд Советов формировался (ст. 25) из представителей городских Советов по расчёту один депутат на 25 000 избирателей, а также из представителей губернских Советов по расчёту 1 депутат на 125 000 жителей.

На основании этой конституционной нормы многие авторы, в том числе в учебной литературе, утверждают, что Советская Конституция закрепляла политическое неравенство рабочих и крестьян, когда один голос рабочего «стоил» 5 крестьянских голосов. Как можно видеть, из текста Конституции подобных выводов не вытекает. Конечно, в формировании городских Советов большую роль играли рабочие, а в формировании губернских – крестьяне. Но ведь в Конституции говорится не о рабочих и крестьянах, а о советских структурах городского и губернского уровней. В городах в формировании Советов, как известно, принимали участие не только рабочие. В частности, городские Советы очень часто включали в себя представителей солдат – тех же крестьян, но одетых в серые шинели. Это, во-первых. Во-вторых, такая форма представительства сложилась исторически. Как известно, объединёнными Съезды рабочих и крестьянских депутатов стали только с III Всероссийского съезда. До этого съезды рабочих и солдатских депутатов проходили сами, и съезды крестьянских депутатов так же сами по себе. И там, и там существовали свои традиции нормы представительства, которые и после объединения остались в общих чертах неизменными. Вот эта ситуация и оказалась зафиксирована Конституцией. Наконец, в городе выборы шли по производственному признаку, а в деревне – по территориальному. В Конституции это было обозначено совершенно чётко: города получили одного депутата на определённое количество избирателей, а деревня – на определённое количество жителей, что, понятно, далеко не одно и то же.

Установление в России Советской формы правления означало складывание в стране новой, на тот период наиболее демократической формы государственности. Большевистский режим брал курс на построение своеобразного «государства-коммуны», где роль чиновничьей корпорации была сведена бы к минимуму и государством смог управлять каждый гражданин[349]. Об отличительных особенностях Советской формы организации государства немало написано в исторической и юридической литературе. Среди них можно назвать такие как: власть народа может осуществляться не только через его представителей, но и непосредственно; депутаты могут быть отозваны своими делегатами в любой момент; органы власти формируются не только сверху вниз, но и снизу вверх; наконец, все ветви власти в республике объединены. На этой последней особенности советовластия имеет смысл остановиться несколько подробней, поскольку она является якобы свидетельством недемократичности власти Советов.

Чтобы понять несправедливость этой критики, имеет смысл вспомнить пути формирования прежней, парламентской, формы правления и пути формирования новой советской системы власти. Парламентаризм, а с ним и разделение властей являются отражением конкретного этапа борьбы за демократические права народа. В период заката Средневековья и абсолютизма вся полнота власти сосредотачивалась в руках монарха. Растущая общественная сила – буржуазия – требовала передать часть власти ей. Так возникло разделение властей – исполнительная власть, уже не самодержавная, оставалась в руках монарха, а представительная – в руках парламента. Но исполнительная власть всё ещё была независима и неподконтрольна народу. Формироваться она продолжала прежним волюнтаристским, авторитарным способом. Советское государство впервые радикально решало эту проблему, передавая и исполнительную власть под народный контроль. В такой ситуации разделение властей становится архаизмом и наступает время разделения функций исполнительной, судебной и законодательной власти, каждая из которых находится в руках народа. При этом, конечно, не следует закрывать глаза на то, что на практике отказ от чёткого разделения функций между различными органами власти и управления вело к неразберихе и злоупотреблениям. Но подобные негативные явления существуют и в странах с многовековыми демократическими устоями парламентаризма, и, следовательно, они отнюдь не являются специфическими чертами советовластия.

Советская форма власти определяла также и тип федерации, возникавшей на обломках Российской империи. В состав новой России народы входили добровольно. Причём, дорога в РСФСР была им открыта только при однотипности политического устройства, т. е. в том случае, если тот или иной народ для обустройства своей государственности избрал Советскую политическую систему. Некоторые буржуазные националистические правительства, хотя и заигрывали с Советской Россией, в её состав включены не были. Понятно, что такой подход делал новое государственное единство России более прочным.

Важной чертой Конституции 1918 года является гарантированность прав, провозглашённых в ней. Тем самым новое Российское государство не только предоставляло трудящимся набор свобод, таких как свободу совести (ст. 13), слова и печати (ст. 14), собраний (ст. 15), союзов (ст. 16), но и по мере возможностей гарантировало их соблюдение, конкретно определяя те материальные условия, которые Советская власть предоставляет для обеспечения этих прав и свобод. Чрезвычайный характер новой российской государственности сказался в тот момент в том, что представители прежних классов лишались некоторых общегражданских свобод. Эти ограничения будут частично сужаться существенно позже. Новшеством советского конституционного устройства можно считать соответствие прав граждан и их обязанностей. Так, в республике вводилась всеобщая воинская обязанность, но право защищать Родину с оружием в руках получали только трудящиеся (19). Аналогичным образом дело обстояло и с обязанностью на труд (ст. 18). На Конституции, некоторых её принципах отразилась «молодость» переживаемой страной эпохи, точнее говоря, влияние возросшего в связи с демографическим взрывом конца XIX века удельного веса молодёжи в структуре активного населения: в ней был зафиксирован самый низкий возрастной ценз в 18 лет. Причём в примечаниях говорилось, что в случае необходимости эта норма может понижаться (ст. 64).

Разумеется, Основной закон Советской России не был идеален, что предопределялось как ситуацией, в которой он создавался, так и конкретными обстоятельствами его появления на свет. Можно согласиться с теми историками, которые видят в противоречиях Конституции 1918 года отражение перехода от идеи «государства-коммуны» к более простому государственному устройству[350]. Тем не менее, подводя итоги, следует отметить, что с принятием Конституции Россия, теперь уже и юридически, получала весомый шанс стать наиболее демократичным государством мира. Вопреки известной критике, Советская Конституция не закрепляла режим однопартийной диктатуры. Напротив, она создавала предпосылки для широкого развития в России многопартийной политической системы. Другое дело, что вскоре Гражданская война сильно исказила характер Советского государства. Усилятся тенденции оттеснения конституционных органов власти всякого рода чрезвычайными неконституционными структурами, возрастёт диспропорция законодательной и исполнительной власти, начнётся сращение партийного и государственного аппарата со всеми плюсами и минусами этого процесса. Но в условиях середины 1918 года мало кто мог предвидеть такой исход. Само принятие Конституции в тот момент открывало дорогу к стабилизации государства и развитию гражданских прав и свобод, означало немалый шаг вперёд в развитии российской государственности по сравнению с предшествующими периодами его развития.

Приложения

Три смуты Российской истории: неслучайные параллели[351]

Одним из ключевых, онтологических вопросов русской истории является вопрос о природе и причинах русской Смуты. В классической интерпретации Смутой принято называть события начала XVII века. Смутой называют и события 1917 года[352]. Прочерчивая параллель между XVII веком и Семнадцатым годом, об эпохе революции и гражданской войны пишут то как о второй русской смуте, то как о Красной смуте[353]. Соответственно та смута, что разделила Русь Рюриковичей и Россию Романовых, получается первой. Но почему, собственно говоря, первая? Разве до этого на Руси не было княжеских междоусобиц? Вражеских вторжений? Не было народных восстаний? Было! И не раз! Так почему же именно события начала XVII и начала XX века в народном сознании запечатлены как времена смуты? Очевидно, дело не только в размахе бедствия, но и в его природе. Что же отличает эти потрясения от остальных, так часто случавшихся в истории нашей страны?

Вопрос далеко не праздный. Отвечать на него, как представляется, следует с того, что же предшествовало непосредственно Смуте XVII века? Казни и опричнина Грозного царя? Нет, Иван Грозный умер задолго до смуты. После него на русском престоле успели побывать два царя. А что можно сказать о них? Фёдор Иоаннович, говорят, был глуповат, простоват. Именно этому учили в школе, в институте… Возьмите, например, лучший советский вузовский учебник по истории, который даже в наши дни переиздали. Ни отдельного параграфа, ни отдельного раздела в нём о царе Фёдоре нет. Так, пара слов мимоходом. Но каких! «Поскольку Фёдор Иоаннович был слабоумен…»[354]. Писал эти строки видный советский историк, большой демократ, прораб перестройки В. Б. Кобрин. Но уж он-то не мог не знать, кто зачислил Фёдора в дурачки, – это прибывшие с Запада послы и торговые люди. Миф о слабоумии царя является результатом, как сказали бы сегодня, «чёрного пиара». Причём сознательного.

Если подводить итоги царствования последнего царя из рода Рюриковичей, то они, без всяких сомнений, положительны. Следовательно, и его царствование не может служить отправной точной первой русской смуты. Но… совершенно спокойным время правления Фёдора Иоанновича тоже не назовёшь. Как всегда в годы мира и благоденствия, знать начала искать себе личной выгоды. К власти рвётся хитрый и себялюбивый политик Борис Годунов. По его инициативе устраивались казни неугодных, тайные убийства. При дворе шла ожесточённая борьба. В 1591 году погибает царевич Димитрий. Народ, не сомневаясь, приписывает убийство Борису… Насколько эти подозрения справедливы – для анализа ситуации тех лет не столь важно. В то время такого понятия, как презумпция невиновности, не существовало. Важно лишь то, что человек, которого считают детоубийцей, восходит на русский престол. Так, на мой взгляд, и начинается смута. Её контуры зримы и очевидны. Правящая верхушка, почувствовав волю после смерти Грозного царя, предала национальные интересы. Лжедмитрий, пришедший в Россию с небольшой армией, по сути, не встретил серьёзного сопротивления. Из-за измены бояр сложилась немыслимая ситуация, когда самозванец ещё не занял Москву, а из неё «по стране рассылались грамоты о занятии им престола»[355]. Это значит, что к этому времени государства уже не было…

Государство в России – больше, чем государство. Это возможность выжить, сохраниться. Это тот защитный купол, который веками пестовался нашими предками, окружёнными суровой природой и воинственными соседями. Его разрушение и есть смута. Разрушалась и вера народа. Вера в своё доброе государство. А ведь вера в государство – это элемент национальной идеологии. Княжеские междоусобицы и народные восстания ослабляли, но не уничтожали государство. Иностранные вторжения порой даже консолидировали его. Теперь же все было иначе. Лишь тогда, когда благодаря первому и второму народному ополчению сам народ смог себя консолидировать, воссоздав государство, он вновь поверил в него. Смута была преодолена.

Тот же подход, как мне представляется, вполне применим и к Семнадцатому году. Конечно, в этих революции и Гражданской войны мы найдём и социальный, и экономический, и национальный, и множество иных важных факторов. Но все они – из несколько другого ряда. Потому что сами по себе ни революция, ни Гражданская война, ни даже отрыв от России некоторых её окраин (Грузии, Польши, Финляндии, Украины…) ещё не являлись смутой. Они даже могли и не вести к смуте. Просто все эти события накладывались на нечто такое, что не всегда чётко просматривается теми, кто привык мыслить шаблонно. Фоном событий 1917–1922 годов (а скорее даже 1914–1924 годов) была именно смута – развал государства с последующим его восстановлением.

Смута начала XX века проявилась так же, как и та, что случилась за три столетия до неё. «Элита нации» вновь оказалась не на высоте. Она раскололась на интеллигенцию и бюрократию. То есть на тех, в чьих руках власть, и на тех, в чьих руках мнения об этой власти. А мнения о власти опять-таки черпались не у народа, а очень часто формировались под влиянием сложившихся на Западе стереотипов. Да и сама власть радела больше о собственных интересах. На совести этой власти было уже слишком многое, чтобы ей верить. И когда «монархисты спешно перекрашивались в республиканцев… и даже бывшие околоточные ходили с красными лентами в петлице наспех переделанной шинели»[356], тут уж каждый мог понять очевидное: государства, скрепляющего общество, более нет.

Собственно говоря, все последующие события после отречения Николая II – это попытка общества воссоздать свой защитный слой. Своё государство. Многовековая мудрость народа, видимо, подсказывала рядовым участникам событий, что без этого выжить не удастся. Отсюда – тот неожиданный и невиданный прежде всплеск самоуправления в самых его разных проявлениях. Собственно, революцию 1917 года вполне уместно называть революцией самоуправления. Поэтому окончанием второй русской смуты вполне можно считать принятие договора и декларации об образовании СССР на I съезде Советов нового союзного государства. По своей институциональной роли этот съезд – полнейший аналог Земского Собора, посадившего на русский трон молодого Михаила Романова. Даже по форме они похожи. Так же, как и Земские Соборы, Советы шли от земли, выражали волю большинства, воссоздавали государственность снизу.

Время, начатое в нашей стране политикой Горбачёва, тоже называют «лихолетьем»[357], «смутой», точнее, «третьей смутой»[358]. И основания для этого, как мне представляется, налицо. Уроки первой смуты XVII века и Семнадцатого года свидетельствуют: смуты в России наступали тогда, когда катастрофически падал авторитет государства, и оно рассыпалось. А народ, в свою очередь, переставал верить в справедливость и действенность государства, как бы отгораживался от него. Ещё резче усиливали изоляцию друг от друга Земли и Власти? попытки насаждать чуждые народу нравы, установления, порядки. А заканчивалась смута лишь тогда, когда народ, почуяв смертельную угрозу, нависшую над страной, воссоздавал государство и обретал веру в него.