Очерк 8. Конституция победившей революции[290]

Принятие Конституции 1918 года стало своеобразным увенчанием нескольких исторических процессов. Во-первых, свершились устремления нескольких поколений российской интеллигенции, грезившей превращением России в конституционную державу. Во-вторых, получало своё выражение развитие революционного государства, шедшее на протяжении нескольких нелёгких для страны месяцев. Наконец, получали своё реальное воплощение гуманистические идеи социалистического переустройства общества.

Существование в дореволюционный период «Основных законов Российской империи» не позволяет говорить о России как деспотическом государстве. Её государственное устройство соответствовало уровню развития многих государств мира, таких как Япония или Австрия[291]. В то же время отсутствие документа, однозначно называемого конституцией, создавало двойственную ситуацию. Царизм даже после 1905 года отрицал существование в стране конституционного строя и соответствующих гарантий правам граждан. Да и самих граждан в России тоже не было, так как юридически все были подданными монарха. Источником власти оставался монарший произвол, а не закон. Правые правоведы и политики полагали, что, даровав некое подобие конституции, самодержец был вправе в любое время отменить её[292].

Всё это превращало требование ввести конституцию в основополагающий пункт либеральных сил России[293]. Но, придя к власти в ходе февральско-мартовской революции 1917 года, либералы практически ничего не сделали для принятия конституции. Единственным актом конституционного значения, на принятие которого осмелилось Временное правительство, было Постановление от 1 сентября 1917 года о провозглашении Республики, что было вызвано поражением генерала Корнилова и вставшей перед А. Ф. Керенским потребностью скрыть связи с мятежниками и свои собственные диктаторские устремления[294]. Конституционный характер носил и разработанный специальной Комиссией Закон о выборах в Учредительное собрание. Но он перекрывал лишь одну нишу, а именно: определял способ формирования органов власти. Таким образом, власть, а не народ была главным для законотворцев из лагеря либералов. И очень важно, что, пытаясь создать «самый совершенный» избирательный закон[295], его отцы ориентировались сугубо на юридические нормы западных «демократий», что в условиях России превращало всю затею в нормотворческий абсурд[296].

Решительнее и последовательнее с самого момента прихода к власти действовали большевики. Уже II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов конституировал основы нового государственного устройства. Вслед за этим принимаются новые конституционные законы: об отделении церкви от государства, упразднении сословий, Декларация прав народов России и другие. Эти правовые акты затрагивали широкий спектр вопросов, касающихся жизни практически всех граждан российской республики. Но Советское руководство не ограничилось этими шагами и уже к следующему, III съезду Советов, проходившему всего через два месяца после прихода большевиков к власти, был подготовлен документ, называемый в научной литературе «малой Конституцией» – «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа»[297]. На этом же съезде был принят ещё ряд конституционных законов в области национального вопроса и устройства федеральных органов власти РСФСР. В Декларации были решены основные конституционные вопросы: о земле, о собственности, о формах организации власти, о национально-государственном строительстве, принципы внешнеполитической доктрины.

Все эти факты убедительно опровергают выпады иных современных историков. К примеру, С. В. Леонов в своей объёмистой монографии утверждает, что созданию конституции препятствовал правовой нигилизм большевиков и низкая правовая культура населения, читай – русского народа. Дескать, неслучайно даже идею необходимости конституции высказали не большевики, а эсеры[298]. Во-первых, позиция большевиков в вопросах государственного строительства не была однородна. Политика большевиков в этом вопросе была выражением компромисса между жестко противостоявшими друг другу фракциями и течениями внутри партии. Не менее сложно формировалась и позиция левых эсеров. Один из их виднейших представителей – Трутовский – доказывал, что конституция – понятие буржуазное и что при переходе к социализму она, в общем-то, как таковая не нужна[299]. Совершенно иначе подходил к делу лидер большевиков В. И. Ленин. Он полагал, что воля, если она государственная, должна быть выражена как закон[300].

Что же касается высказываний историка о правовой культуре масс, то приходится с сожалением констатировать неистребимость в отечественной интеллигенции нескрываемого барства по отношению к своему народу. Вероятно, с точки зрения западной правовой культуры русский мужик и не был идеалом. Но в России искони преобладало не формальное, а обычное право, закреплённое не диктатурой государства, а «святостью отеческих заветов». Русский человек, даже не умея читать, прекрасно мог отличить правду от кривды, добро от зла. Его действия жестко определялись жившими в народе понятиями о справедливости.

Весной 1918 года, когда Советская власть уже достаточно укрепилась и в центре, и на местах, когда была предотвращена непосредственная угроза оккупации и сохранения государственного суверенитета России, возникла потребность закрепить достигнутое уже окончательно, в полномасштабном конституционном законе. О необходимости его подготовки специальное решение было принято уже на III съезде Советов. Наркомат юстиции начал готовить соответствующий проект. Но, видимо, потому, что руководитель ведомства, большевик П. И. Стучка сомневался насчёт целесообразности принятия Конституции в период острой классовой борьбы и перехода от капитализма к социализму, работа над документом велась вяло. Вместе с тем в этот период всё же появляются несколько разработок, в которых можно видеть проекты конституции нового советского государства. К такого рода нормативным актам может быть отнесён разработанный М. И. Лацисом «Конспект о Советской власти как в городах, так и в деревнях». Всё более широкие круги в советском руководстве осознавали потребность обобщить эти и другие подготовительные материалы и выйти с единым проектом на следующий, V съезд Советов. Вопрос об этом в практической плоскости 30 марта 1918 года рассматривался ЦК РКП(б). Было постановлено поручить Свердлову через ВЦИК создать для подготовки Конституции специальную Комиссию[301]. Взявшись за дело со свойственной ему энергией, Свердлов уже 1 апреля 1918 года обратился к ВЦИК с докладом, в котором обрисовывалась потребность создания соответствующего органа для разработки проекта Конституции[302].

На создание такой Комиссии ушла вся первая декада апреля. По предложению Свердлова, в её состав вошли 5 человек от ВЦИК. Делегацию от парламента решено было формировать по партийному принципу[303]. Этот вопрос рассматривался 3 и 8 апреля Президиумом ВЦИК[304]. В результате консультаций и обсуждений в Комиссию были включены представители трех партий. От большевиков в неё были направлены Я. М. Свердлов, И. В. Сталин, представлявший также интересы Совнаркома, и М. Н. Покровский. От фракции левых эсеров в Комиссию входили Д. А. Магеровский и А. А. Шрейдер. Наконец, с правом совещательного голоса в Комиссию был включён эсер-максималист А. И. Бердников, одновременно представлявший в ней позиции эсеров и меньшевиков. Некоторые комиссариаты, извещённые специальными письмами, также прислали своих представителей. От Наркомата юстиции в Комиссию ВЦИК направлялся М. А. Рейснер, от Наркомнаца – В. А. Аванесов, от НКВД – М. И. Лацис, от Наркомфина – Д. П. Боголепов, от Наркомата по военным и морским делам – сторонник Троцкого Э. М. Склянский, от «наркомата народного хозяйства» (такого наркомата на самом деле не существовало, имелся в виду ВСНХ) – Н. И. Бухарин[305]. Кроме того, в качестве «сведущих лиц» к работе Комиссии с правом совещательного голоса были привлечены: главный редактор «Известий ВЦИК», долго метавшийся между меньшевиками и большевиками и в результате примкнувший к последним Ю. М. Стеклов, представитель НКВД А. П. Смирнов, сотрудник Наркомюста Г. С. Гурвич.

Таким образом, состав Комиссии получился довольно неоднородным. Как говорил об этом Рейснер, «с разных сторон принесли её члены свои наблюдения, опыт и мысли… Материал был до смущения разнообразный»[306]. Подчас получалось так, что это мешало отдельным членам комиссии стать на общегосударственную точку зрения, и при подготовке проекта Конституции они отстаивали местнические интересы. Так, Покровский, будучи председателем Московского областного Совнаркома, пытался, прежде всего, добиться разграничения прав центральных и местных органов власти. Представлявший Наркомфин Боголепов настаивал на первоочередном решении финансовых и налоговых вопросов. Затрудняли работу Комиссии и чисто технические трудности. В частности, отсутствовал технический аппарат. Кроме того, работе Комиссии отводилось только вечернее время. На её заседания члены Комиссии приходили из своих ведомств уставшими, обременёнными решением неотложных задач, а всего через пару часов работы их могли ждать новые важные дела, в том числе заседания Совнаркома[307].

Свердлов осознавал стоявшие перед Комиссией проблемы. Чтобы подчеркнуть её значимость и придать дополнительный вес её решениям, председатель Советского Парламента сам возглавил работу Комиссии. Его заместителем становится М. Н. Покровский, секретарём – В. А. Аванесов[308]. Практически без раскачки Комиссия приступает к работе: её первое заседание состоялось уже 5 апреля, т. е. ещё до того, как было завершено её формирование. На первом заседании Комиссии было решено предварительно обсудить «общие федеральные принципы» Конституции. На последующих заседаниях 10, 12 и 19 апреля было рассмотрено несколько проектов «Общих положений» и принят за основу сталинский вариант, который вскоре был обнародован в печати[309].

С конца апреля работа Комиссии сосредотачивается в подкомиссиях. Первую из них, работавшую над вводной (декларативной) частью, возглавил Стеклов. Ещё одна подкомиссия занялась проблемами избирательного права, конструкцией органов Советской власти, вопросами бюджетной политики. В неё были включены Лацис, Гурвич и Бердников. Ещё одна комиссия должна была разрабатывать принципы взаимоотношений и функций органов центральной власти. Совершенно очевидно, что в тех условиях, в которых существовало Советское государство, эта подкомиссия приобретала решающее значение. В её состав первоначально должны были входить Сталин, Покровский, Рейснер, Склянский, Бухарин. Но последние двое так и не приступили к работе, и состав подкомиссии сократился до трёх человек, двое из которых придерживались левацких взглядов. В результате плодотворную работу в ней наладить так и не удалось. С 17 мая по 26 июня заседания были посвящены обсуждению наработанных в подкомиссиях проектов и их подгонке друг к другу с целью получить единый вариант текста[310].

Вопреки устоявшемуся мнению, перекочевавшему из прежней, советской, в сегодняшнюю, антибольшевистскую, литературу, В. И. Ленину было вовсе непросто обеспечить преобладание в работе Комиссии своей позиции из-за неоднородности большевистской фракции в составе Комиссии. В ней, пожалуй, только Сталина можно отнести к последовательным его сторонникам. Даже со Свердловым по ряду ключевых позиций у Ленина наметились определённые расхождения, что объясняется вполне закономерными трениями между Правительством и Парламентом, каковыми, по сути, являлись возглавляемые Лениным и Свердловым Совнарком и ВЦИК. Один очевидец писал, что первая половина 1918 года была «временем очень заметной ломки центральных государственных учреждений, в частности и в особенности – Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и Совета народных Комиссаров», а также что между этими учреждениями шла настоящая борьба за преобладание[311]. Не случайно члены руководимого Свердловым ВЦИК высказывались за полную ликвидацию СНК, или, по крайней мере, требовали серьёзно расширить права ВЦИК[312]. С целью смягчить трения между СНК и ВЦИК ещё 17 ноября был принят специальный Наказ об их взаимоотношениях[313], но этим вопрос снят не был. Вероятно, именно отражением шедшей в верхах борьбы становятся два события июня 1918. Во-первых, ещё в начале месяца Ленин поручает Народному комиссариату юстиции подготовить свой проект Конституции (впрочем, опереться на Наркомюст Ленину так и не удалось из-за сильных левацких настроений в его руководстве)[314]. Во-вторых, 26 июня Ленин сам выступает против подготовленного ВЦИК проекта Конституции и предлагает исключить вопрос о Конституции из повестки V съезда Советов[315]. Но, как пишет историк Ю. Фельштинский, Свердлов пошёл в этом вопросе против Ленина и других членов ЦК и победил[316].

Всё эти обстоятельства заставляют критически оценивать вывод С. В. Леонова о том, что с самого начала подготовка Конституции была монополизирована большевиками. От такого рода монополии правомернее было бы говорить в том случае, когда позиции внутри большевиков по ключевым вопросам конституционного устройства были бы едины. На практике всё обстояло совершенно иначе. Подчас противоречия внутри большевистской партии носили не менее принципиальный характер, чем разногласия. По мнению британского историка Э. Карра, столкновения мнений по вопросу о будущем устройстве Советской России в Комиссии велись в трёх основных направлениях: 1) между теми, кто пытался ослабить власть государства и сторонниками сильной государственности; 2) между теми, кто выступал за средоточение государственной власти на местах и защитниками централизма; 3) между приверженцами федерализма и теми, кто под любым прикрытием пытался отстоять «единую и неделимую» республику[317]. Понятно, что разногласия, лежащие в основе этих столкновений, выходили далеко за рамки партийных программ и лежали в области более глубинных доктринальных различий.