Книги

1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

22
18
20
22
24
26
28
30

Летом – осенью 1917 года началось складывание целостной системы органов рабочей самоорганизации: через фабрично-заводские комитеты в сфере производства, через рабочую кооперацию в сфере обмена, через производственные союзы в сфере распределения рабочее всё активнее вмешивались в развитие революционных процессов. Так, по мнению некоторых современных историков, нарастала ткань новых общественных отношений[414]. Советы в нарождавшейся системе рабочих организаций выполняли функцию своеобразной политической надстройки, особых предгосударственных структур, из которых вскоре и вырастет новое, революционное государство. По существу Советы в условиях кризиса 1917 года сыграли туже институциональную роль, что и Земские соборы XVII века, возродившие единую общенациональную власть снизу[415].

В октябрьские дни вклад рабочих организаций в победу революции даже по признанию таких непримиримых противников большевизма, как П. Гарви, был «несомненным и существенным»[416]. Именно опираясь на идущую снизу созидательную энергию рабочих, большевики сумели превратиться в ведущую политическую силу в стране. «Мы были вынесены этой громадной волной», – призвал впоследствии Бухарин, обобщая опыт взаимоотношений между рабочим классом и большевистской партией в октябрьские дни[417]. Пережив свой триумф в Октябре 1917 года, рабочие организации постепенно начинают терять свою роль «вершителей судеб». Это и понятно – стабилизация государства, восстановление нарушенного равновесия между властью и обществом означали неминуемое снижение веса гражданских институтов, которые теперь должны были возвращать государству потерянные ими в условиях распада и хаоса властные прерогативы.

Однако и после победы большевиков рабочие организации продолжали влиять на ситуацию в стране, на выбор путей её развития. Это проявилось, в частности, в периоды первого и второго кризисов Советского правительства. Первых кризис был связан с требованием рабочих организаций сформировать единое социалистическое правительство. Основным проводником этого требования становится руководящий орган профсоюза железнодорожников – Викжель, но его позиция в целом находила поддержку даже тех рабочих организаций, которые шли за большевиками и полностью стояли на позициях Советской власти[418]. И хотя правые социалисты, в конце концов, не пожелали войти в правительство, большинство портфелей в котором принадлежало бы сторонникам Ленина, рабочие своим упорством и чёткой политической линией содействовали формированию единой правительственной коалиции социалистов. Союзниками большевиков в ней становятся левые эсеры. Второй кризис Советского правительства был связан с той борьбой, которая развернулась в российском обществе вокруг Учредительного собрания. Многие рабочие организации готовы были оказать ему поддержку лишь при том условии, что оно не станет противопоставлять себя Советской власти и поддержит все решения, которые принимались на Втором Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов[419]. Можно утверждать, что подобная позиция большинства рабочих, а также слабая популярность в их рядах правосоциалистических партий[420] стали решающим фактором победы «второй социалистической революции», как иногда называли разгон большевиками и левыми эсерами Учредительного собрания современники.

* * *

Подводя итоги сказанному, выношу на суд коллег следующую трактовку демократического потенциала Великой русской революции. Демократизм революции видится мне вовсе не в провозглашении многочисленных «политических свобод», часто сомнительных, подсмотренных лидерами Февраля в конституциях стран Западной Европы и Северной Америки. А в том, что в конце концов помогло излечить тот всеобщий хаос, каковым в действительности обернулась та «политическая свобода», о которой так много писали участники антицаристского фронта в дни переворота, и продолжают писать сегодня либеральные авторы. В условиях разрухи, удручающей анархии сам народ, иными словами, непосредственно демократический элемент взял на себя решение задач по восстановлению полностью разрушенной российской государственности. И подобное течение событий не было случайностью, а предопределялось глубинными закономерностями отечественного исторического развития, которые в другой, более спокойной обстановке бывают оттеснены на второй план и мало заметны неискушённому наблюдателю. Демократический потенциал русской революции 1917 года проявился в том, что в условиях всеобщего кризиса начали срабатывать защитные механизмы, национальные традиции трудовой демократии и самоорганизации, позволившие обществу сохранить себя и возродить свою мощь на новых идеологических и организационных основах.

Примечания

1

Материал подготовлен на основе публикации в «Литературной России» (См.: Литературная Россия. 2017. 18 янв.)

2

См. об этом подробнее напр.: Бордюгов Г. А., Козлов В. А. История и конъюнктура. М., 1992; Булдаков В. П. XX век российской истории и посткоммунистическая советология // Российская империя, СССР, Российская Федерация: история одной страны? М., 1993; Исторические исследования в России. Тенденции последних лет / под ред. Г. А. Бордюгова. М., 1996.

3

В этой связи интересно привести мнение венгерского историка Т. Крауса. Он пишет об устойчивой историографической традиции однофакторного объяснения истории «сверху». Последними представителями прежней тоталитаристской школы в СССР он называет академика И. И. Минца, в США – Р. Пайпса. При всём различии между советскими и советологическими историческими концепциями, общим между ними было изображение истории России XX в. как результат, условно говоря, целенаправленной деятельности большевиков. См.: Краус Т. Историография революции и новейший историографический переворот в России // Альтернативы. 1997. № 2. С. 51.

4

Холмс Л. Социальная история России: 1917–1941. Ростов н/Д, 1994. С. 22

5

Цакунов С. В. В лабиринтах доктрины. М., 1994. С. 3–23.

6

См.: Власть и общественные организации в России в первой трети XX столетия. М., 1993; Власть и общественные организации России в первой трети XX столетия. М., 1994; Власть и общество в России в первой трети XX в. М., 1994.

7

См. напр.: Реформы в России. М., 1993; Судьбы реформ и реформаторов в России. М., 1995; Государственное управление и самоуправление в России. Очерки истории. М., 1995; и др.

8