Вот очень приятно видеть, как вы смеетесь, пусть даже вовсе не над судьбой своего ходатайства, а над рисунком, который вы прикладываете (мы уже представляем, какое веселье вам доставит наш; мы то и дело что-нибудь в него сейчас подрисовываем).
Где-то вы вычитали, что бывают случаи, когда всё вдруг можно получить неожиданно, от кого угодно и когда угодно. Это, конечно же, правда, хотя и с некоторыми оговорками. И вы сами это понимаете, это видно хотя бы по тому, как вы в задумчивости отщипнули уголок второго листа. Не щиплите больше.
Замечательнее всего что ваши доводы можно расчленить ровно так, что от них ничего не останется, но только вы можете безошибочно собрать из этих невинных составных частей невесомых ошметков нечто, именуемое претензией. Примите поздравления и восхищение.
Чего таить, все мы втайне надеемся, что всё так, как мы думаем. Оказывается не так. Согласитесь, как же часто пишутся письма нелюбовные. Как часто человек равнодушно пишет другому, а мог бы точно так же оставить его в покое. В конце концов, если кто-то хочет молчать, другие могут заставить молчать себя тоже.
П.с. По поводу миленького кактуса, о котором вы напомнили, – он померз той же зимой.
Давыдов пометил в своей книжке памятку назавтра: Миллион. Для верности нарисовал еще ручкой синий плюсик на тыльной стороне ладони.
Наутро Давыдов и Лёва поехали за миллионом для знакомой деда. Они выдвинулись за миллионом в светлое утро, какое бывает после проливного дождя. Письмо они писали в субботу. В воскресенье кончился дождь, который начался за два дня до этого и лил до конца этой ночи. Соответственно, теперь было утро понедельника, первого банковского дня. Мила сидела у окна. Стоя у распахнутых тяжелых дверей длинной черной машины, мужчины, переглянувшись и запрокинувшись, одновременно-восторженно послали ей снизу воздушный поцелуй. Мила сквозь стекло, жуя, качнула рукой с надкусанным яблоком. Случайные прохожие на той стороне остановились. Она отвернулась от окна, это всех возмутило. Муж и любовник на прощанье тоже сделали ручкой.
Обернулись быстро. Везли миллион из банка. Того что на желтой горе. В банке их с улыбками первым делом спросили, как им погодка нынешним жарким утром. На этот вопрос Давыдов и Лёва чуть переглянулись: им, например, было бы очень неловко спрашивать кого бы то ни было о таких вещах. К их счастью, ответа никто не дожидался: не хотели бы они сейчас же взглянуть на документы? Они хотели. И уехали.
Дорогу перекопали, и они поехали в объезд по первому попавшемуся переулку. Давыдов невольно пригибался в салоне машины, когда ветки хлестали по его стеклу. Вдруг на машину изо всех своих сил залаяла собака, и машина в испуге шарахнулась. Это подготовило ее, машину, к большей неожиданности: старушка с ведром, одетая по-домашнему, плеснула из ведра всё ведро мути под колеса. Шофер от неожиданности вильнул, и машину чуть не занесло на встречную полосу. Внутри просторного салона Давыдов мгновенно и легко перевернулся ярко-красными ботинками вверх. Лёва уперся ярко-желтым ботинком в стекло, руками обнимая огромную ногу Давыдова. Того не было видно. «Давыдов, ты в порядке? Где ты? Ответь мне». Наконец тот сказал снизу «порядок». Шофер не снижал скорости, до дома доехали скоро. Шофер никогда не говорил и не глядел ни на кого. По его виду невозможно было сказать, напрягла его ситуация или позабавила. Давыдов с Лёвой отметили, что старушка имела схожие с ним черты характера, а точнее вакуума характера. Или вакуумного характера. И по дороге они присочинили подробности, из которых вытекала не случайность, а как раз преднамеренность старушкиных действий. Это было хладнокровное намерение не убийства даже, это было жертвоприношение. Они были для нее не людьми, а телами на заклание. А потом она спокойно себе пошла поискать кореньев среди городских деревьев. Не оглядываясь и даже не дожидаясь, что там за спиной.
– Вышла на улицу, и на те, пожалуйста. Разве полагается так делать? – Давыдов протянул руку на плечо шофера: – А ты знал? – тот, по-видимому, знал.
– А может, это из-за нас, – предложил Лёва.
– Как это из-за нас?
– Из-за тебя, в первую очередь. А тут еще миллион. Она именно нас выбрала для жертвоприношения. Она увидела это во сне и с улыбкой проснулась сегодня.
Давыдов согласно закивал. Затемнив окна до черноты в салоне машины, они поняли, что старушка в своей убогой сумрачной комнатке тайно творит моленья сатане. Понимать ее замысел им помогали тексты встречных рекламных плакатов по дороге. Салон машины постепенно отделялся своим полумиром от полумира за окнами машины:
– Чары неведомого зла.
– Расправляются черные крылья на фоне бледно-холодного солнца.
– В пустом безмолвии бесконечного пространства страха.
– Ни стона.
– Глухая дрожь мертвенно повисшего тумана великих и ничтожных душ.
– Но это их единственный приют.