Это был совхозный дом на двух хозяев: насыпной, ушедший в землю метра на полтора. В чахлом палисаднике топорщились засохшие гортензии.

На наш стук из соседнего окна высунулась растрепанная женская голова. Она сообщила, что Анастасия Евгеньевна пошла в магазин.

Мы вернулись к машине.

– Товарищи, – оглядываясь по сторонам, сказал Коля. – Кушать хочется. Давайте ресторан, что ли, какой найдем. Столовую, на худой конец.

– Обижаете! – воскликнул Андрей Станиславович.

Он залез на заднее сидение и достал свою сумку. Вынул пластиковую скатерть и разложил на капоте. Затем появились вареные яйца, соль в пластиковой коробочке от «Панангина», курица, помидоры, огурцы, конфеты, одноразовые стаканы и бутылка кваса.

– А? – радостно спросил он, обводя все это рукой. – Каково?

Мы дружно принялись стучать яйцами об капот.

– Круто, – сказал Коля, кусая помидор. – Я так в детстве на поезде ездил. Курочка, яички… И даже «Панангин» был такой же… Ради чего страну развалили, да, Андрей Станиславович? Чтобы пармезан с трюфелями жрать? Так ведь они невкусные.

– Не обольщайтесь, – ехидно ответил тот. – Пармезан с трюфелями едят только в Москве. Вся остальная страна продолжает питаться именно так. И лечится «Панангином».

Соглашаясь, Коля развел руками: помидор в одной, куриное крылышко в другой.

– И все-таки я не понимаю, – произнес Андрей Станиславович, ломая курицу. – Убийства начались в 2013-ом. Судя по всему, именно тогда этот Митя и появился возле Фоменко. Но почему Фоменко жив? И зачем нужно было к нему подбираться, чтобы убить Кагарлицкого, который жил в Новгороде, или Протасова, который жил здесь?

Я задумалась.

Коля отбросил косточку в сторону, достал из кармана платок, начал вытирать руки.

– Спросите лучше, почему Кагарлицкого пытали, – спокойно произнес он.

Андрей Станиславович удивленно поднял брови.

– Какая связь?

– Прямая.

– Не понял.

– Смотрите. Единственный источник информации о том, что смерть Голубевых не была несчастным случаем – это Геннадий, правильно?