– Да, разумеется.

– Он сразу назвал убийц, так?

– Да. Он назвал тех, кого считал убийцами. Так будет точнее.

– Но как именно он их назвал?

– Ну… Вы это знаете… Охранник Фоменко, москаленский мент, браток из банды Моисея…

– И?

– Что и?

– Фамилии-то их какие?

Андрей Станиславович замолчал.

А я вдруг почувствовала, что мне надо срочно продышаться: стало душно, словно возле машины закончился кислород. Я отошла на несколько шагов в сторону. Глубоко вдохнула.

Оглядела степь: жалкие остатки ненужной фермы, из-за которой погибло столько человек. Господи, это поле, заросшее сорняками… Если бы все эти люди знали, ради чего они принимают свои страшные решения… Если бы они знали!

Коля все еще вытирал руки, искоса наблюдая за мной. Андрей Станиславович застыл с яйцом в руке.

Я вернулась к машине. Налила квасу в пластиковый стаканчик. Выпила.

– Вот, почему меня хотели убить, – сказала я. – Я задала слишком опасный вопрос… Кагарлицкий, действительно, не был в Москве 23 февраля, он не искал Фоменко…

– Так почему его пытали-то? – спросил Андрей Станиславович.

– Чтобы он назвал фамилии тех, с кем ходил к Борису Голубеву договариваться насчет фермы, – ответил Коля. – Он назвал фамилии Протасова и Арцыбашева. Эти фамилии знал только он, потому что он сам, по собственной инициативе, нанял этих людей. Фоменко об этих людях не знал. Он знал только Кагарлицкого – руководителя операции.

– Точно! – воскликнул Андрей Станиславович. – Геннадий Голубев не знал их фамилий! Но подождите. Фамилию Кагарлицкого Голубев тоже не знал! Он назвал его «охранник Фоменко». А у Фоменко было много охранников. Кто же сказал Мите, что это Кагарлицкий?

– Света, успокойся, – тихо произнес Коля. Я проследила за его взглядом и увидела, что он смотрит на мои руки. Руки заметно дрожали.

– Я могла выяснить все намного раньше, – объяснила я. – Надо было пойти по этой дороге…

– По ней еще можно пойти.