– Благодарю вас, хозяюшка, это именно то, что мне нужно.

– Вот и хорошо. Штейла, возьми у господина поклажу, помоги ему.

– Что вы, разве я позволю этой хрупкой мадемуазель поднимать такой груз! Нет, сударыни! Проводите-ка меня лучше скорее в дом.

Зал трактира встретил гостя блаженным теплом и уютом. Надоедливый дождь и пронизывающий ветер оставались за закрытой дверью.

– О, матерь божья, какое блаженство!

Путник бросил на первый же стол свою шляпу, из-за чего поднялся фонтан брызг, сел поближе к камину, величаво возвышавшемуся своим вытянутым колпаком в углу зала.

– Эх, огоньку бы, хозяюшки, огоньку бы, родимые. И чем быстрее вы это сделаете, тем больше золотых монет высыплю я на эту столешницу.

Матильде не нужно повторять дважды.

– Штейла, живо огонь разведи! Шевелись!

Девушка уловила в интонации своей хозяйки нотки, которых раньше не замечала. Голос ее выдавал настоящее волнение, что было странно для вечно невозмутимой Матильды. Но эти наблюдения не помешали девушке проворно броситься исполнять волю гостя.

Тот придвинул стол ближе к огню и расслабленно вытянул ноги прямо к самим языкам пламени. Откинулся на спинку стула и запрокинул от удовольствия голову.

– О, матерь божья, мечтал ли я об этом несколько минут назад?!

Долго длилась блаженная минута, а что была она для него именно такой, глупо сомневаться, раз предлагал за нее щедрую награду.

Матильда гремела на кухне горшками, и совсем скоро стол был накрыт. Пришелец удовлетворенно потер руками:

– Вот это хозяечки! Вот это умницы!

Он придвинул большую дорожную суму, которая была забрызгана грязью не менее, чем камзол и, покопавшись там, извлек довольно увесистый мешочек, откуда достал горсть золотых монет, небрежно бросил их на стол. Несколько упало на пол и долго еще катались там, а Матильда, с отвисшей челюстью, затаив дыхание, наблюдала, как последняя монета заканчивала свое движение, издавая характерный, ни на что иное не похожий звук, когда амплитуда движения возрастает и в конце концов захлебывается в самой высокой точке. В это время загремел дверью Джоуш и тоже застыл у порога, зачарованный золотым перезвоном. Прошло несколько минут, прежде чем к нему вернулся дар речи.

– За лошадь не беспокойтесь, она в конюшне, а уж касаемо сена, то я не поскупился.

– Ну, вот и хорошо. За это еще пара золотых. На рассвете я продолжу свой путь, но к этому времени одежда моя должна быть чистой и сухой. Надеюсь, я понятно объяснил?

– Да что вы, господин, куда уж понятнее! Все будет исполнено. Джоуш, неси блюда на стол. Живее, живее! А ты, Штейла, ступай к себе наверх. Ступай, детка. Уже поздно, пора тебе ложиться. Намаялась за день. Что еще желаете, господин? Стряпня у меня отменная. Возможно, вина изволите? К хорошей пище что может быть лучше?

– Верно, хозяйка, говоришь. Странное дело получается: весь вымок, а во рту пересохло. Меня сейчас высушим, а горло, наоборот, промочим.