Уместно напомнить, что к исполнению Баха, Бетховена и Брамса советскими артистами, западноевропейская критика относилась хотя и без предвзятости, но всегда очень строго, во многом справедливо полагая, что столь глубоких традиций исполнения Сонат для скрипки соло И. С. Баха, как и Сонат для скрипки и ф-но Бетховена в новой России не было. «Русский Бетховен» – такой эпитет не был редкостью в рецензиях на выступления советских пианистов и скрипачей. Д.Ф.Ойстрах вообще за всю свою послевоенную карьеру, как дома, так и за рубежом Сонат Баха для скрипки соло публично не исполнял. Леонид Коган, насколько это известно, с сонатами Баха выступал и удостаивался позитивных отзывов, так как его техническое мастерство было вне всяких сомнений. Но всё же за обоими артистами стояла вся страна, весь могучий СССР, что во время «холодной войны» было немаловажно – фактор представительства великой сверхдержавы несомненно имел место.
Борис Гольдштейн, понятно, не только не пользовался никакой подобной поддержкой, но, как мы видим, получал из Москвы лишь весьма отрицательные знаки «внимания». Тем более следует подчеркнуть реакцию критиков именно на исполнение Гольдштейном произведений Баха, Бетховена и Брамса:
Рецензий, подобных этим отрывкам, великое множество. Яков Сорокер отмечал в своей книге, что репертуар, с которым выступал Гольдштейн, как в СССР, так и за годы своей жизни в Германии, был исключительно широк и многообразен. Одним из самых любимых композиторов артиста был Эрнест Блох. Он постоянно включал в свои программы его Сонату для скрипки и ф-но, а также его Сюиту, частью которой является всемирно известная и популярная пьеса «Баал Шем». Один рецензент усмотрел в исполнении Гольдштейна и его дочери Юлии в Сонате Блоха убедительно-выявленные «стародавние еврейские мотивы», «мудрый голос
Сочинения композиторов Пуленка, Онеггера, Шимановского, Бартока, Чайковского, Шуберта, Шумана, Виртуозная музыка Сарасате, Венявского Паганини, Крейслера, концертные обработки Хейфеца пьес Гершвина, Равеля, Дебюсси – пожалуй, трудно назвать то, чего Борис Гольдштейн бы не играл!
В 1958 году ректор Московской Консерватории А.В.Свешников дирижировал «Реквиемом» Моцарта в Большом Зале Консерватории. В этом же концерте участвовал Борис Гольдштейн, исполнявший Концерт для скрипки с оркестром Моцарта №5. Свешников, услышав это исполнение, подошёл в антракте репетиции к Гольдштейну и спросил: «А почему вы, собственно, у нас не преподаёте?». «Я бы хотел сам спросить вас об этом, Александр Васильевич», – ответил Гольдштейн. Вскоре ректор пригласил его к себе и попросил представить ему характеристики от профессоров Консерватории. Излишне говорить, что ни Ямпольского, ни Цейтлина уже не было в живых.
Ни один из профессоров не захотел дать своей рекомендации! Что это было – страх конкуренции? Страх иметь рядом скрипача такого дарования? А ведь он уже имел опыт педагогической работы в Музыкальном Училище при Консерватории. Только там ему и разрешали работать…
Помню, как весной 1958 года мой профессор Д.М. Цыганов, узнав, что Свешников думает пригласить Гольдштейна в Консерваторию, вылетел из класса, метеором промчавшись по всем скрипичным аудиториям. Через полчаса он вернулся в свой класс успокоенным. Дело было сделано… Все эти люди, преподавшие тогда в Консерватории полагали, наверное, что они навсегда «похоронили» Гольдштейна как педагога! Рано радовались… Не хочется сегодня попусту расстраивать читателей списком тех, кого зачисляли в Консерваторию в те годы в качестве преподавателей скрипки… Прошло, правда довольно много лет, но вот Гольдштейн выигрывает открытый конкурс в Высшей Музыкальной Школе Вюрцбурга в Германии. После исполнения сольной программы руководство Высшей школы немедленно зачислило Гольдштейна профессором Школы, даже без обычного в таких случаях открытого урока – «мастер-класса». Так жизнь, наконец, поставила всё на свои места, но ведь если бы Гольдштейн не эмигрировал, то никогда бы не имел возможности преподавать в высшем учебном заведении!
Надо отметить, что в одной из самых первых рецензий на концерт Гольдштейна, почти сразу по прибытии в Германию, уже цитируемая влиятельная газета «Франкфуртер Альгемайне» писала (17 февраля 1975 года):
В то время Захар Брон ещё жил в Новосибирске, где преподавал в местной Консерватории, а в середине 80-х и сам выехал из СССР со всем своим классом, среди которого были тогда два ещё совсем молодых ученика – Вадим Репин и Максим Венгеров, ставшие сегодня одними из сильнейших скрипачей мира своего поколения. Они – своего рода музыкальные «внуки» Бориса Гольдштейна. А слова рецензии из «Франкфуртер Альгемайне» оказались провидческими – именно так и произошло – деятельность выдающегося артиста была исключительно плодотворной на протяжении всей его жизни на Западе. Увы, только слишком короткой – всего лишь около полутора десятилетий…
Класс профессора Гольдштейна сразу привлёк к себе многих талантливых молодых скрипачей, среди которых, кроме немецких, были студенты из разных стран мира – США, Швеции, Голландии, Люксембурга, Бельгии, Болгарии, Венгрии. Были, конечно, и дети наших эмигрантов, осевших в Америке, Германии и других странах.
Борис Гольдштейн, по мнению некоторых его учеников, не был педагогом-теоретиком, но скорее педагогом-артистом. Так его ученик Александр Межибовский, преподаватель ряда американских университетов, писал:
«На уроке Б. Гольдштейн всегда с инструментом. Он умеет увлечь ученика… Вместе с тем, он ни в какой мере не “педагог-диктатор”. Напротив, он побуждает ученика проявить инициативу, выдумку, воображение… Вот почему одни и те же произведения ученики интерпретируют по-разному, ибо они разные художественные личности!