Мой дом находился неподалеку от квартирки Виктора, и порой, гуляючи, я просто заходил к нему, и мы болтали о том о сём. Всякий раз, прежде чем отправиться в его гарсоньерку, я звонил ему по телефону, зная, что он по-прежнему опасается открывать дверь на дверной звонок.
Из его необычных просьб запомнилась одна: он хотел бы посетить гадалку или прорицательницу. Хотя и в старое время Виктор проявлял интерес к людям такого рода занятий, этой просьбой он застал меня врасплох. Проявив осведомленность, Корчной предложил взять газету и поискать в разделе объявлений. Действительно, я увидел там адреса предлагавших подобные услуги и, сославшись на Еврипида, посоветовал ему отправиться к той, кто сулит только доброе. Пропустив мой совет мимо ушей, он остановился на объявлении, показавшемся ему наиболее солидным, и отправился по указанному адресу едва ли не на следующий день. Спросить у него о результатах встречи я не решился, а потом за многим другим это и забылось. Знаю, правда, что и в других странах он входил в контакт с предсказательницами и кассандрами, а во всех изданиях своей автобиографии не забывал упомянуть, что известная гадалка в Италии предсказала, что он проживет больше восьмидесяти и умрет не своей смертью.
Два раза в неделю он встречался с Йопом ван Остеромом (1937–2016), которому давал уроки шахмат и за клуб которого «Фольмак» вскоре начал выступать. Миллиардер и меценат, большой любитель игры, ван Остером по-царски расплачивался с Корчным.
В те дни он был нарасхват: его приглашали для сеансов одновременной игры, лекций, да и поток журналистов, желавших взять у него интервью, не иссякал. Корчного звали и за океан, и, разумеется, в страны Западной Европы. В начале сентября 1976 года он отправился с коротким турне в Швейцарию.
Петра
Во время сеанса одновременной игры в Цюрихе, на столике, за которым играла уже немолодая, но очень ухоженная женщина, Виктор заметил книгу на русском языке – роман Толстого «Воскресение».
«Это кто здесь читает по-русски?» – вспоминала она ожидаемый вопрос маэстро. Они встретились после сеанса, потом еще и еще, а вернувшись в Голландию, Виктор, несколько смущаясь, обронил между прочим: «Вы не возражаете, Генна, если я к вам с одной дамой загляну, интересно, что вы о ней скажете…»
Неделю спустя я впервые увидел Петру Лееверик.
Она была на три года и на много-много лет старше Виктора: когда они познакомились, он только начинал жизнь в незнакомом мире, известном Петре с рождения.
Уроженка Вены, Петра Хайне вскоре после окончания войны, в августе 1945 года, перебралась в Лейпциг. Девушка поступила в университет, стала членом католической студенческой организации, но когда годом позже вернулась домой на каникулы, ее арестовали в советской зоне столицы Австрии, предъявив обвинение в шпионаже в пользу Америки. После трех дней в подвале и стояния по щиколотку в ледяной воде она подписала приговор, не понимая ни слова по-русски.
Язык она выучила в воркутинском лагере, где провела половину своего двадцатилетнего срока.
Петра освободилась по «аденауэровской» амнистии 1956 года. Ей было двадцать восемь лет. Повстречав голландского врача, она вышла за него замуж. У супругов, поселившихся в Гронингене, родилось двое детей, но несколько лет спустя брак распался, и Петра обосновалась в Швейцарии. Когда она познакомилась с Корчным, дети уже подросли, а сама Петра работала в крупной фармацевтической фирме и время от времени на очень любительском уровне играла в шахматы.
Если принять определение брака как связь с человеком, которого случайно встретил и с которым у тебя есть общее прошлое, они совсем не подходили под эту формулу. Бэкграунд был у них абсолютно разным, но их объединила страстная ненависть к Советскому Союзу.
В этой общей ненависти они не были склонны к каким-либо компромиссам и в борьбе против могущественного государства образовали нерасторжимую спайку. Да и в других отношениях, зацикленные на себе самих и выстроившие между собой и остальным миром высоченную стену, они очень подходили друг другу.
Думаю, несмотря на десять лет, проведенных Петрой в воркутинском лагере и вычеркнутых, как не раз говорила она сама, из жизни, морозный воздух, который молодая девушка вдохнула в России, остался в ее легких навсегда. Это не такой уж редкий феномен: известно, что кое-кто из немецких военнопленных, проведших годы где-нибудь на лесоповале в Сибири, на склоне лет вспоминал то время как едва ли не лучшее в жизни. Ведь на тяготы каждодневного выживания пришлись и молодость, и не терпящие фальши отношения, просто невозможные в их пристойно-бюргерском мирке. А что лишения и смерть постоянно стояли рядом, только подчеркивало остроту ощущений, не давая им забыться.
Мне кажется, что Петра, до встречи со знаменитым шахматистом пытавшаяся завязать контакт и с высланным на Запад Александром Солженицыным, пребывала по отношению к России в эдаком состоянии ненависти-любви. Когда я звонил в Швейцарию, трубку чаще всего, а в самый последний период – всегда, брала она. Мы несколько минут болтали о том о сем, и лагерная тема довольно часто всплывала в наших разговорах. Вот два, сравнительно недавних.