Свердловский областной суд приговорил Федорова А.И. за превышение необходимой обороны, повлекшей к смерти более двух лиц по ст.108 УК РСФСР с применением огнестрельного оружия, на которое он не имел разрешения, к 3 годам тюремного заключения. Засчитать время, проведенное в следственном изоляторе….
Дверь камеры с лязгом захлопнулась за мной. Я вдыхал полной грудью свежий воздух, который после камерного казался сладким.
К стене! Руки за спину! — проревел «вертухай», защелкивая наручники на запястьях. Мимо провели группу заключенных. — Вперед, не оглядываемся, такую мать! — толчком дубинки послал меня вперед конвоир.
Злобы в голосе у него не было, да и можно понять, на всех эмоций не хватит. Мимо проплывали камеры, из-за которых доносились гам, крики, бормотания, одним словом, обычная тюремная жизнь.
К стене! Стоять! — щелкнул замок решетки, отделяющей наше крыло тюрьмы от другого. — По приказу подполковника Шубина заключенный Федоров сопровождается в приемную начальника тюрьмы! — откозырял мой конвоир охраннику у решетки.
Интересно, за что же мне такой почет? Аж к самому начальнику тюрьмы меня ведут, чем же я его заинтересовал? Толчок дубинки в спину дал понять, что ломать голову преждевременно, эту работу мне с удовольствием помогут сделать местные «костоправы». Прошли еще несколько этажей, решеток, и вот оказались в приемной. Двери у начальника тюрьмы сверкали лаком и резьбой, золотые буквы на дверях должны были придать весомость и страх, как у кабинета министра. Лейтенант внутренних войск, лощеный как на параде, провел нас и, оставив в приемной, проскользнул в кабинет доложить, что заключенный Федоров доставлен.
Введите!
Кабинет ярко освещался солнечными лучами, которые отражались в натертом паркете и лакированной мебели. Посреди комнаты стояли два больших стола буквой «Т», и во главе этой буквы, под портретом Ленина, стоял рядом со стулом седовласый подполковник. Перед ним, спиной ко мне, сидел еще один военный в генеральских погонах, мундир туго обтягивал его тренированную фигуру.
Ну вот, товарищ генерал-лейтенант, доставлен Ваш Федоров! Как видите, жив и здоров, ничего с ним у нас не случилось! — присаживаясь в кресло, проговорил начальник тюрьмы.
Спасибо, Владимир Григорьевич! Будь добр, оставь нас минут на двадцать, да прикажи, чтобы чаечку нам принесли, пока мы беседуем! — раздался до боли знакомый баритон.
Сейчас все подготовлю! — чуть ли не щелкнул каблуками подполковник. Конвоир, стоящий за мной и таращивший от удивления глаза, был вынесен в коридор усердствующим начальником тюрьмы, речь которого, перемежающаяся хорошим русским матом, далеко разносилась по гулким коридорам. — Тунеядцы! Разгильдяи! Погоны плечи давят? Строевую захотели? Чтобы все было вылизано как…! Лейтенант, мигом чай со всякими прибамбасами ко мне в кабинет, бе-г-о-м!!! Где замполит…? Сюда этого козла! Как начальство, так мне расхлебывать, а он, сволочь, отдыхает…!
Я внутренне хохотал, слыша смятение подполковника перед генералом УКГБ СССР по Свердловской области, перед моим родным дядькой. Хотя он и не баловал меня своим вниманием раньше, но после смерти его сестры, а моей матери, Галины Андреевны, он понял, что я его единственный наследник, так как Бог не дал ему своих детей, и он по-своему привязался ко мне. Изредка звонил, интересовался учебой, планами, и вот он здесь.
Ну привет, племянник! — он повернулся ко мне. — Узнал старика?
Здравствуйте, Александр Андреевич! — я был смущен и неловко чувствовал себя, закованный в наручники предусмотрительным конвоиром.