Все, я готова!

Ну, тогда пошли!

Подождите минутку! — она подняла нож, который я выбил у душмана, и подошла к пленному, который уже очухался и смотрел на нас с ненавистью. — Это тебе за Галину! — и, зажмурившись, она полоснула его лезвием по горлу.

Кровь фонтаном брызнула ей на руки, и она, выронив нож, побежала к скале, где ее вырвало. В перерывах между спазмами, она, плача рассказывала о том, как она со старшей медсестрой пряталась во время боя за машинами в кювете. Как «духи», подкравшись сзади, захватили их. Во время борьбы с ними Галина застрелила одного душмана из своего пистолета, тогда этот полоснул ей по горлу ножом, потом, добив раненых, они притащили ее сюда.

Ладно, успокойся, пошли отсюда, а то меня ребята ждут! — и мы направились к месту, где ждали сержант и Тараторкин.

Вот это фокус! — причмокнул от удивления мой солдатик.

Отставить! У кого есть тельник? Девушке надо переодеться!

Сержант, сняв с себя тельняшку, подал ее медсестре.

Извини, сестренка, что есть! Дойдем до воды, могу сам постирать. Все чистое в машине осталось!

В тельнике сержанта она оказалась как в платье. Не оскудела земля русская на гренадеров. Вскоре мы отправились выше, удаляясь от дороги все дальше и дальше.

Товарищ лейтенант! А как же мы к своим выйдем? — поравнявшись со мной спросил Тараторкин, время от времени поправляя сползающий с плеч вещмешок.

Ты забыл, солдат, что дорога постоянно петляет, вот мы и напрямик выйдем к ней, а вот там — я показал ему на виднеющуюся в километрах пяти гору. — должен стоять, судя по карте, наш блокпост. А значит, там и рация, и питание, и наши! Да подтяни ты, мать твою…лямки, наконец! И идти надо след в след! — взорвался я, видя, как он вновь поправляет спадающую лямку.

Он испуганно глянул на меня, так как редко я кричал на солдат, и, отстав, пошел за сержантом с обиженным лицом, подгоняя лямки рюкзака. К вечеру в горах похолодало, и мы стали искать безопасное место для ночлега. Вскоре сержант разыскал небольшую пещерку, которая укрыла нас от посторонних глаз. Заготовив сушняка на всю ночь, мы заложили вход камнями и развели небольшой костер. Дыма было немного, и он почти весь уходил сквозь щели в камнях. От жара костра и усталости всех разморило, и вскоре мы уже спали. Под утро я проснулся от шума. Вскочив, увидел Тараторкина, который ладонью вытирал сочившуюся из носа кровь. Рядом с ним стоял сержант и замахивался своей «кувалдой» для нового удара. В углу сидела девушка и тихо плакала.

Отставить, сержант! Доложите, что случилось!

Да, вот эта сука, обидел сестренку! У, душман проклятый! — вновь замахнулся он на пакостника, когда тот попытался что-то промычать в оправдание. — Полез к ней ночью, ладно я проснулся! Ей, бедной, и так вчера досталось! А тут еще эта сволочь!

Видно было, что сержант кипит от ярости, и только мое присутствие сдерживает его от самосуда.

Тараторкин! Как ты мог?..

Ей богу, товарищ лейтенант, спросонья это я! Сон приснился, деревня моя… Не хотел я обижать сестренку!

Зато я тебя сейчас снова обижу! — вновь замахнулся сержант.

Отставить, я сказал! — прикрикнул я, заметив, что Тараторкин от ужаса весь сжался и прикрылся руками. — Пятнадцать суток ареста! Как придем в расположение части, сразу же на «Губу»! Повторите приказ, рядовой Тараторкин! — решив положить конец этому происшествию, я сразу же наказал, может быть и слишком, но зато остудит пыл у Дон Жуана.