Корабль стоял бортом к ледоколу «Ермак», ветерану ледокольного флота Заполярья. Через него прошли на корабль. (Потом я побывал в его внутренностях и сильное впечатление осталось от его машинного отделения – это огромный зал с мощнейшими, в два этажа машинами).

Старпом привел меня к Командиру и ушел.

«Ну что, стажер, пропил свои офицерские погоны и увольнение в запас?», ‑ сказал Командир и далее сообщил, что он послал радиограмму на отзыв моих документов из Москвы. Приказал мне освободить каюту и переселиться на старое место в кубрик, поменять мичманку на бескозырку и приступить опять к обязанностям штурманского электрика. Я понял по его тону, что просить о снисхождении бесполезно. Это было крушение всех моих жизненных планов! Еще служить 2 года??? Это катастрофа! Когда я был уже в дверях, он сказал, что поход в Италию отменен, чтобы я готовил технику к трудному походу в конце декабря и зашел к Замполиту. Замполиту я рассказал, как и почему всё это произошло. Он приказал, чтобы я готовил комсомольское собрание на конец декабря с повесткой дня снятия меня с должности секретаря бюро комитета ВЛКСМ. Докладчик будет он. Собрание провести я не успел.

Приближался день моего рождения. Корабль стоит на причале мыса Мишуков. На душе тяжесть. Написал родителям, что передумал увольняться. Вечером 20-го декабря, после вечернего чая, лежу на койке, задремал до вечерней проверки.

И вдруг меня кто-то трясет за плечо. Открываю глаза и вижу улыбающегося радиста, который в день смерти Сталина разбудил меня в 6-15 утра. Он протягивает мне радиограмму для командира корабля из управления Гидрографии СФ с резолюцией «Ознакомить младшего лейтенанта ВМФ, штурмана Украинцева Владимира Александровича». Обалдевший, читаю текст:

«Успешно сдавшему экзамены по специальности «штурман ВМФ», старшине 2-ой статьи Украинцеву Владимиру Александровичу, специалисту 1-го класса, в соответствии с приказом главкома ВМФ № (не помню) присвоить воинское звание младший лейтенант ВМФ и уволить в запас с 22 декабря 1953-го года». Т.е. со дня моего рождения! «Пляши, лейтенант», ‑ сказал радист, ‑ «И распишись»! Вот тут мне, почему-то, очень захотелось выпить, но ничего не было, и я сдержался. (Фото – без комментариев!).

Командир корабля оказался человек высшей пробы, как я его и представлял себе все годы совместной службы! Я считаю, что много полезного сделал для корабля, т.е. для него лично, и он это учел, не отозвав мои документы после всего произошедшего. Немножко поиздевался, конечно, наказав тем самым в назидание. Да и в Москве, офицеры, оформлявшие приказ, оказались порядочные парни ‑ сделали дорогой подарок ко дню рождения! Прошел я по всем кубрикам, попрощался со всеми матросами и старшинами. С мичманами и старшим коком, прощался в их каютах. Только флегматичный шифровальщик не пустил меня к себе в кубрик за железную дверь, а вышел прощаться в коридор.

Двое суток ушло на оформление выездных документов и передачу дел Сергею. Вечером приглашает меня штурман к себе в каюту, наливает мне и себе по рюмке коньяка, благодарит меня от себя лично и от имени(!) Командира за отличную работу на корабле, благодарит за то, что я выручал его в трудные минуты и сообщает, что завтра, 22 декабря, корабль уходит на три недели в Западный район Баренцева моря. Просит последний раз запустить и ввести в меридиан гирокомпас. А в заключение сказал: «Не мог бы я остаться на корабле вторым штурманом, заодно приглядывая за работой штурманских электриков?».

Я хорошо знал, что такое Баренцево море в декабре – в основном сильные шторма с обледенением верхней палубы. Приятного мало! Тем более, если бы предложил сам Командир остаться, я бы тогда, может быть, согласился. А если он поручил это штурману, значит, он посчитал неудобным самому делать это предложение, и был уверен, что я откажусь. И я отказался. На прощание, выпили ещё по одной. Потом я пошел по офицерским каютам и попрощался с Замполитом и всеми офицерами, и каждый наливал мне по маленькой рюмке коньяку. А Краузе рассказал мне по секрету, как Замполит и он советовали Командиру не отзывать мои документы. С ним я выпил две рюмки, и мы с ним крепко обнялись на прощание. К Командиру я не пошел – было очевидно, что он не хочет со мной видеться. Я запустил гирокомпас, ввел его в меридиан, поставил на вахту с 00ч Козлова. И завалился спать. В эту ночь я впервые за много месяцев спал, как убитый.

Опоздал даже к завтраку. Наутро я сошел на причал, а корабль, подав длинный прощальный гудок сиреной, ушел. На правом крыле мостика стоял Командир и молча махал мне рукой. Сейчас, в апреле 2009 года, когда я пишу эти строки, так же, как и тогда, когда я махал в ответ Командиру рукой, у меня сжимает горло и наворачиваются слезы. 55 лет прошло, а эта картина стоит перед глазами, как будто это было вчера. Командир подарил мне два года жизни, которые определили всё моё дальнейшее существование. Спасибо тебе, дорогой человек!

Офицерский коллектив и большинство экипажа Флагмана Гидрографии Северного флота «Экватор» были вторым коллективом, в котором я имел счастье работать. Я благодарю судьбу, которая так причудливо вывела меня и ввела в этот коллектив тружеников Военно-Морского Флота СССР, беззаветно отдающих себя служению Родине в очень непростых условиях Заполярья, и остающихся людьми с высокими моральными принципами и качествами.

Только через двое суток я смог перебраться через Кольский залив ‑ из-за сильного тумана он был закрыт. С первым катером я перебрался в Росту, в Мурманск и через двое суток был в родном Очакове. Счастью не было предела! Мама и отец меня не ждали – телеграммы я не давал! Были слезы радости у всех, только маленький Валерочка Булычев (ему тогда было 3,5 года) не понимал, чему все так рады и загадочно улыбался.

Я честно прослужил Родине 1200 дней и горжусь этим!

(Конец 1-й части)

Часть 2

2.1.Возвращение в НИИ-627, институт, женитьба

Съездил в Кунцево в военкомат, выдали мне офицерский военный билет, в милиции получил паспорт и до нового года три дня решил отдыхать. Пока я служил, родители поменялись с Розой комнатами – ей отдали большую комнату в трехэтажном доме, откуда я ушел служить, а сами переехали в её 15-ти метровую в одноэтажном кирпичном бараке.

Сразу после встречи нового 1954г без проблем оформил продолжение учебы в институте и работы в НИИ-627.

В столовой НИИ обратил внимание на спортивного вида девушку. Она была одинакового со мной роста с красивыми, не типичными для русской чертами лица, каштановыми, с крупными локонами, волосами и довольно покатыми плечами. Очень понравился здоровый цвет её лица с коричневатым оттенком на щеках и красивым изгибом вздёрнутых губ. Познакомился. Зовут её Зина Крупская. Работала она в другом отделе и оканчивала мой техникум, но на 2 года позже. Когда пожимали руки, я почувствовал необычно сильное для девушки сжатие моей ладони. Навел справки. Она не замужем, но за ней в институте ухлестывают уже три пижона. В тире она занимается стрельбой из пистолета и имеет 2-ой разряд.

Вскоре образовалось взаимное влечение, и к весне мы не могли долго быть друг без друга. Пижоны отвалили, а один затаился (Боря Парфенов, очень порядочный и скромный парень, они вместе учились в одной группе в техникуме. (Через 2 (или 3?) года после нашего развода в 73 году, они поженились, другой повесился, а третий я не знаю куда делся).