Через 1,5 суток мы пересекли меридиан Каниного мыса, а это значит, что экипажу корабля пошел шестерной оклад. Обратно мы пересекли этот замечательный меридиан через 10 суток. Подзаработали прилично. На эти деньги я купил новейшие часы «Победа» с самозаводом (привезли из Москвы отпускники), и осталось немного на отпуск. (В 53-ем году эту льготу заменили на полуторный оклад).
Первая стоянка была на о. «Колгуев».
Здесь я увидел, как ненцы живут и как питаются. Я зашел в домик, и мне предложили поесть строганину, обмакивая ее в миску с кровью только что зарезанного оленя. Я отказался. У ненца я купил 6 невыделанных оленьих шкур. В октябре я должен был ехать в отпуск, запланировал взять их в Москву.
И впервые близко пообщался с белым медведем, вернее с крупным медвежонком. Он был на цепи. У меня было фото, как я что-то с опаской ему протягиваю с руки, а он натянул цепь и пытается достать. На острове в то время стояло несколько юрт, два деревянных домика и магазин, в котором я впервые увидел в продаже пол-литровую бутылку с этикеткой «СПИРТ» и чуть пониже мелкими буквами «питьевой». Стоила она 6 рублей! (А водка в Москве тогда стоила 2,87р за бутылку) Здесь меня поразили ездовые собаки – огромные добродушные псы с мощными лапами.
Вторым островом была «Новая Земля». Облазили мы ее западное побережье очень тщательно от южной оконечности до мыса Желания – самой северной ее точки. Зашли даже в пролив Маточкин шар, разделяющий обе половины этой практически безжизненной земли. (В то время там обитало 250 местных жителей, и большая экспедиция геологов. Значительно позже я догадался, что мы искали на «Новой Земле» и что там делали геологи).
На «Новой Земле» земли-то в общепринятом понятии нет. Сплошные огромные «снежники» с ледниками. За сотню миль, когда подплываешь, их белые шапки встают постепенно из-за горизонта. И никаких возможностей пришвартоваться, где бы то ни было, кроме как в губе Белушья, к затопленной у самого берега барже. Губа эта милях в 120-ти на Север от самого южного мыса. Здесь во время войны была постоянная база немецких подводных лодок, подстерегающих караваны судов, идущих в Баренцевом и Белом морях в наши порты с военной техникой для нужд фронта. (В 1977г, один сотрудник, бывший военный, рассказал мне, что в середине 60-х годов в губе Белушья уже был отстроен небольшой городок для атомщиков и военных).
За баржей была небольшая площадка, где мы даже погоняли в футбол. Потом я уговорил двух друзей – сигнальщиков сходить на ближайший «снежник», на котором был ледник. Казалось, что он совсем рядом. Но это был обман зрения. Шли часа 1,5, все время вверх, а он не приблизился ни на шаг. Пришлось отказаться от этой затеи и вернуться на корабль.
От «Новой земли» был большой переход с краткими стоянками к о. Надежды. На одной из стоянок я оказался свидетелем охоты на касаток. Погода была хорошая, теплая, градусов 10, полный штиль, слабый туман, небольшая мертвая зыбь. Я был на ночной (условно ночной, т.к. солнце было высоко над горизонтом) вахте. Вдруг слышу один выстрел, другой! Выбегаю на мостик и наблюдаю такую картину: на баке с винтовкой стоит командир корабля, а вокруг корабля играет стадо касаток, иногда выпрыгивающих из воды метра на 3, подныривающих под корабль и выныривающих с другого борта.
Касатка – это небольшой кит, больше похожий на огромную рыбину, длиной метров 7, в диаметре до метра. Хвостовой плавник у них вертикальный, не как у кита. Посреди туловища торчит вверх огромный, до метра, черный плавник, очень похож на кинжал. Дышат они воздухом, периодически всплывая на поверхность на несколько секунд, издавая мощный звук при выдохе, (а может быть и при вдохе?).
И командир решил поохотиться на этих громадин. В одну касатку, метров с 10-ти, он наверно попал, т.к. она как-то неестественно дернулась и в вертикальном положении хвостом вниз ушла под воду. Скорее всего, он попал ей в глаз – попадание в любое другое место винтовочной пули вряд ли ее смутит.
Далее был переход к о. Медвежий. Запомнился он тем, что мы попали в поле айсбергов – ледовых громадин. На одном я разглядел в бинокль огромного белого медведя, он смотрел в нашу сторону и даже не пошевелился. Корабль замедлил ход и, лавируя, благополучно миновал эту опасную зону.
. На Медвежьем всю войну, так же, как и на «Новой земле»», была база немецких субмарин. Это значит, что вся северная зона до Карского моря была заблокирована немцами и пробиться через них караванам было не легко, хотя их сопровождали эсминцы и авиация. (Значительно позже я смотрел фильм про поход и гибель большей части английского каравана («IQ», кажется) в этой зоне и понимал, в чем дело – там все было заблокировано немецкими подводными лодками).
В начале июля мы вернулись в Кольский залив и пришвартовались к причалу Росты для пополнения запасов и приведения в порядок экипажа. Через пару дней нас попросили освободить причал, мы отошли и бросили оба якоря на рейде Росты.
Стоянка на рейде в Кольском ‑ опасное мероприятие. Ширина его в этом месте небольшая ‑ около 2-х миль. Мимо нас довольно часто и близко проплывали сейнеры, идущие в рыбный порт Мурманска сдавать улов, и уходящие на лов рыбы. Так что вахтенному офицеру надо было держать «ухо востро» ‑ рыбаки мореходы не очень искусные, особенно уходящие на лов. После сдачи рыбы отдохнуть им особо не давали, и через 2…3 дня беспробудного «отдыха» после разгрузки их прогоняли обратно в море. Тем не менее, исполнять роль вахтенного офицера на рейде доверялось старшинскому составу, чтобы дать офицерам передых. Большая часть их увольнялось на берег.
Стоянка на рейде запомнилась мне потому, что ночью (светло, как днём!) у нас украли огромный ковер из адмиральского салона, который вестовой вывесил для просушки на леерах на корме. В это время исполнял роль вахтенного офицера на мостике мой коллега Сергей Щеглов. Я его сменял в 4 утра и обратил внимание, что ковер был, а теперь его нет. Наверно он заснул, а воры подплыли на малом катере и стянули его с лееров кормы (там высота борта метра 3). Какие были санкции я не знаю, по-моему, это дело замяли. Как потом Сергей мне признался, он заснул стоя, облокотившись на штурманский стол, и поэтому не услышал подход и отход катера воров.
На рейде мы не задержались и вскоре нам дали постоянную стоянку на причале мыса Мишуков, прямо напротив Росты на другом берегу залива. Там я впервые и единственный раз за службу искупался – на воздухе было около 20, а вода ‑ 16 градусов.
И вот, в эту «жаркую» погоду к нам на корабль прибывают большие начальники и запираются в кабинете-каюте командира корабля. Через некоторое время начали вызывать кое-кого к себе. Вызывают меня и начинают драить, за то, что я, как секретарь, плохо воспитываю молодежь, что на корабле слабая дисциплина и т. д.
Я кое-как отбиваюсь, аргументируя тем, что на корабль служить приходят не дети, а вполне сформировавшиеся люди, (на флот тогда призывали с 20-ти лет) и перевоспитать их уже невозможно. В конце разговора спрашивают, известен ли мне факт коллективного распития в каюте штурманом Пономаревым спиртного? Предупредили, что я, как секретарь должен говорить правду.
С учетом того, что я секретарь, и того, что он перестал давать положенный мне для регламентных работ спирт, я ответил, что подтверждаю! Кроме того, как честный человек, по-другому ответить я не мог! Про спирт я, конечно, ничего не сказал.
В середине августа 52-го года мы ушли в поход, цель и маршрут, которого я так и не понял. С штурманом у меня ни каких контактов, кроме официальных, не было. Спирт он по прежнему мне не выдавал, сукин сын.