Конечно, в первые мгновенья вид у меня был дурацкий. Радист (я его уважал, простой добродушный парень, помор из Архангельска), спрашивает меня, может быть включить веселенькую музыку к сигналу подъема? Чуть я ему не влепил по уху за издевательство и принял решение: не давать сигнал побудки по ГГС, а обежать все кубрики и с воплем «Полундра, подъем! Сталин умер!!» поднять людей. Так я и сделал. Потом я обежал каюты офицеров, замполита, поднимал, правда, их уже без полундры. Без стука забежал в кабинет-каюту командира, потряс за руку и сообщил спокойно, что Сталин умер. Как он вскочил, я до сих пор помню. И всё! Дело было сделано на отлично! Никто даже и не заметил, что поспали лишние 15 минут в день смерти отца народов СССР.
5-го марта в день похорон весь экипаж был выстроен на верхней палубе и в течение нескольких часов молча, стоял и слушал, как что-то мололи еще живые члены его зондеркоманды и подельщики из ЦК по трансляции из Москвы. Пофамильно помню только, что выступал Л. П. Берия. Погода была пасмурная, но без дождя – померзли немного.
Период с начала марта до конца мая 53-го года мне почему-то не запомнился событиями, связанными с плаванием корабля. Помню только, что я удачно выступил с гитарой, а белорус со своей мандолиной в честь праздника 1-ого мая по трансляции из радио рубки. А в начале июня я удачно закончил «учебу» на штурмана, «сдал экзамены» по всем предметам и документы на присвоения мне офицерского звания и на уход в запас ушли в Москву на утверждение. Ответ должен был прийти не раньше, чем через полгода. И он пришел! Подробности ниже.
В середине июня берем на борт человек 70 гражданских строителей и отплываем на Новую Землю. Запомнился мне этот двухсуточный переход тем, что один из членов боцманской команды ночью в курилке на второй палубе, где размещалось человек 20 строителей, играл в карты с ними и здорово их «почистил». Потом я узнал, что он на гражданке этим занимался на профессиональном уровне и от тюрьмы его спас военкомат. Кто-то донес об этом инциденте Замполиту, деньги он вернул и получил 5 суток гауптвахты с отсидкой после похода.
(Через некоторое время, когда я услышал, что на Новой Земле проведены испытания водородной бомбы, я понял что там делали геологи и строители, которых мы привозили).
С Новой Земли мы ушли не сразу. Замполит уговорил Командира сходить на птичий базар, который был в несколько десятков миль от губы Белушья. Выгрузили строителей, и пошли на птичий базар. Впечатление потрясающее! Практически отвесные скалы высотой метров 150 и в расщелинах, выступах, ямочках и выемках сидят на яйцах миллионы птиц. Это кайры. Чуть крупнее вороны, а яйца – голубые, с черными крапинками, крупнее куриных раза в три.
Бросили якорь примерно в миле от скал, спустили на воду не шлюпку, а катер, т.к. жаждущих приключений оказалось много. (На борту у нас было два катера). Командовал катером офицер. Я не пошел, а наблюдал за происходящем в бинокль. А события развивались следующим образом.
С трудом отыскали место швартовки между береговых скал, и когда попытались протиснуться на мелководье, прибойная волна швырнула катер на береговые камни и катера, как плавсредства, не стало. Большая часть команды, мокрая, полезла на скалы собирать яйца, а несколько человек во главе с офицером, тоже мокрые, демонтировали двигатель из разбитого в щепки катера. Просемафорили, чтобы выслали второй катер. В общем, собрали шесть больших корзин яиц, погрузили двигатель на катер и вернулись в Белушку. К ужину кок сварил всем по яйцу. По вкусу оно не отличается от куриного, только белок не белый, а голубой. (Яйца потом ели еще несколько дней, но уже по утрам).
А после ужина один из членов трюмной команды БЧ-5 оказался каким-то образом сильно пьян и полез в каюту к командиру своего БЧ, капитану 3-го ранга Краузе, драться с ним. Здоровый неотесанный парень со смуглой физиономией уголовника и образованием 7 классов. Решил, что Краузе когда-то несправедливо его наказал. Еле его оттащили, а то бы он его покалечил. Тогда он вырвался, выскочил на верхнюю палубу и бросился в воду. Температура воды была близкой к 0. Хорошо, что за кормой был привязан тузик, на котором его и спасли. Плавал он минут 15, пытаясь залезть на крутой борт подводной лодки, с которой мы стояли рядом, но у него ничего не получалось. Посиневшего, его подняли кран– балкой на борт. (По приходу на базу в Росту его положили в госпиталь. Он застудил почки, и его комиссовали).
Перед уходом из Белушки начальник геологов упросил взять на борт члена его команды, у которого кончилась командировка. Смуглый, весь обросший, на вид лет 35. Наутро его донесли до трапа друзья, а на трап его не пустил вахтенный без личного разрешения Командира, хотя он пытался на четвереньках заползти. Пришел Командир и приказал убрать его с трапа. Парень начал рыдать навзрыд и умолять Командира сжалиться, т.к. рейсовый пароход будет только через 3 месяца и он здесь может спиться и погибнуть. В Ленинграде у него жена-красавица и двое детей. Сдался Командир. Обратно дошли без приключений.
Июль 53г. Стоим на рейде на траверсе Росты. Я поехал в Мурманск взять билеты в театр «для отличников боевой и политической подготовки». На дороге к причалу увидел нечто ужасное – лежит в бесчувственном состоянии мой штурман в полной парадной форме, но без кортика. Взвалил его на плечо и дотащил до причала. Просемафорил бескозыркой, чтобы прислали срочно шлюпку и не поднимали шума. Поднимали его в брезенте кран-балкой, отнесли в каюту и заперли. Хорошо, что ни Командира, ни большей части офицеров на корабле не было, и всё обошлось без последствий.
В конце июля по приказу Командира я начал исполнять роль стажера штурмана и был освобождён от вахты у гирокомпаса, хотя шт. эл-ки по прежнему подчинялись мне. До выхода в плавание делать особо мне было нечего, и я усиленно начал готовиться к предстоящему через 3 месяца концерту корабельной самодеятельности. Где-то я достал трубу, баян. Были и другие какие-то инструменты, не помню. Ноты я достал в доме офицеров в Мурманске. Обнаружилась на корабле пара чечеточников. Кто-то согласился спеть «Голубку», она только недавно прозвучала в эфире. Готовили и другие номера, какие – забыл.
Писем от Вали нет, на душе скребут кошки, на мои письма не отвечает. Телефона тогда еще не было.
В начале августа выходим в море (куда и зачем ходили, не помню) и через две недели входим в Северную Двину. Швартуемся опять к причалу Соломбалы. Погода отличная, тепло, полный штиль. Если бы не запах сероводорода, можно было бы подумать, что мы на берегу Черного моря. Архангельск, в то время, был прекрасный зелёный город с малоэтажными, в основном, деревянными домами и деревянными же тротуарами. Даже Большой театр там был деревянный. Кругом города сплошные лесопилки. Берега Двины низкие, все в зелени, не то, что Кольский залив – безжизненные скальные сопки, кое-где с карликовыми березками. По-видимому, из-за этого на Кольском полуострове в воздухе не хватает ~15% кислорода.
Половина экипажа, в том числе и офицеров, получила увольнение в город с 12-00, как и положено, до нуля, и устремилась в близлежащие пивные и увеселительные заведения. А я с группой, неушедших в увольнение, устроили футбол на близлежащей поляне.
И вдруг, в районе 14ч вахтенный радист принимает радиограмму с пометкой «молния»: «ЭКСТРЕННО ВЫЙТИ БЕЛОЕ МОРЕ СПАСЕНИЯ ТОНУЩЕЙ ФИНСКОЙ ТРЁХМАЧТОВОЙ ШХУНЫ ГОРЛЕ БЕЛОГО МОРЯ РАЙОН ВЕРХНЕЙ ЗОЛОТИЦЫ тчк МОРЕ 8 БАЛЬНЫЙ ШТОРМ». А это 170 миль, нам 15 часов хода в хорошую погоду.
Хорошо, что я догадался спросить Командира о продолжительности стоянки. Он ответил, что сутки, и я дал команду не выключать гирокомпас. Двое молодых моих шт. эл-ов уволились, на корабле остался только Сергей.
Командир приказал всем свободным от вахты обследовать близ лежащие питейные и другие заведения и в любом виде доставить найденных на корабль. Нашли примерно половину уволенных, почти трезвого старпома, трезвых замполита, помощника командира и моего бедолагу-штурмана. Он уже успел набраться и ничего не соображал. Но рвался в штурманскую рубку, чтобы сделать прокладку курса. Командир приказал запереть его в каюте отсыпаться, а мне ‑ заступить на штурманскую вахту и сделать прокладку. Через 2 часа после получения молнии мы отдали швартовы. Вахтенным офицером стал сам Командир.
Пока шли по Двине (до выхода в море там около 35 миль) было тихо. А когда вышли из залива, началось. В такой шторм я попал первый раз! Ветер и 7-ми метровая волна били с левого борта и корабль кренило до 40 градусов!. В один из моментов корабль от удара волны так накренило, что распахнулась дверь штурманской рубки, и в неё полетели мои навигационные карты и приборы. Пришлось в прыжке ловить карты, чуть сам не вылетел за борт.
Около 23-х часов Старпом сменил Командира, а меня сменил проспавшийся штурман. Перед тем, как залечь, я зашел в гиропост. Сергей мирно дремал на ящике с ЗИП-ом под равномерное гудение аппаратуры гиропоста. Качку он, также как и я, переносил хорошо. Сменить его я не мог, т.к. еле стоял сам на ногах. А молодежь наша осталась гулять в Архангельске – их не нашла поисковая команда.