Жили мы в то время в дряхлом одноэтажном домике на три семьи. Как мы в нем оказались я не знаю. Вблизи был еще один домик на две семьи. Относились эти домики к кирпичному заводу и стояли они обособленно в километре от поселка рабочих завода рядом с карьерами, в которых добывали глину для завода. На другой стороне карьеров был еще один домик ‑ на одну семью. Называлось это место «6-ой участок». У нас было три небольшие комнаты и кухня с дровяной печкой. Семья была очень большая: мама, отец, нас, детей – трое, мамины родители: дед Иосиф (1881–1956) (Ошер – как его звала бабушка Хая-Оля (1882–1956), мои дяди: Миша, Володя, Заля, тетя Пира ‑ всего 11человек. Я не знаю, как мы там все оказались, и, не понимаю, как размещались! У мамы были еще два брата – мои дядья Борис и Лёва Жили они отдельно, но иногда приезжали к нам в гости. Себя я помню примерно с четырех лет. Было большое подсобное хозяйство: корова, козы, несколько хрюшек, десятки кур и много, много кроликов. В основном все это идеологически, и не только, держалось на плечах моего отца ‑ Александра Алексеевича Украинцева. Он был из большой зажиточной крестьянской семьи. Отец его, Алексей Иванович, был управляющим у помещика в Тульской губернии Веневского уезда, село Глубокое, где и родился мой отец в 1902г. И было у моего деда по отцу шестеро детей ‑ пятеро законных: мой отец, мои дядья: Петя и Коля, тетки Нюша и Люба, и одна незаконная ‑ Катя. (Я с мамой после войны был у нее в гостях – красивая!). Как рассказывала мама, содержал дед, фактически, две семьи. Про бабушку по отцу я ни от кого ничего не слышал.

Детей дед держал в строгости, приучал к физическому труду и строго требовал уважать старших. Отец рассказывал, как однажды он шел по селу и не поздоровался с шедшим навстречу простым крестьянином ‑ не снял шапку. Тот пожаловался отцу. Реакция запомнилась моему отцу на всю жизнь ‑ его голова была зажата меж колен, и он был отхлестан ремнем.

После демобилизации из Красной армии в 1924г отец женился, вопреки воли родителей, на моей маме‑Софье (рожд. 1905г.). Родители и вся еврейская местечковая община г. Гжатска, (сейчас г. Гагарин), где они жили, а отец заканчивал службу, категорически возражали против брака на еврейке, хотя и активной комсомолки, на русском. И отцу пришлось действовать в кавказском варианте ‑ он ее выкрал и увез в отчий дом в Тульскую губернию, где и был оформлен брак. После службы он работал зоотехником и поступил учиться заочно в Тимирязевскую академию на зоофакультет. Но закончить академию не удалось ‑ посадили. Сколько он сидел я не знаю, по-видимому, не более четырех лет (в 30-ом году появился я), а вот за что ‑ знаю. Ему, зоотехнику, было дано партийное поручение ‑ закупить на Северном Кавказе вагон кроликов для подмосковного хозяйства. Планировали, что они здесь расплодятся, и проблема с мясом в те голодные годы была бы решена.

Закупить-то он закупил, да пока ехали до Москвы, они все подохли. (Мой сосед на даче в 80-х годах держал около двухсот кролей и однажды они все вдруг подохли за одну ночь. Эпизоотия!). За это его исключили из партии (на фронте он опять туда вступил) и карьера зооспециалиста на этом была закончена. Он решил сменить профессию ‑ окончил ускоренно в Москве техникум связи и работал в те годы до самой войны на предприятии, задача которого была охватить Подмосковье проводной радиосетью. В каждом районе монтировалась мощная подстанция, и от нее тянули провода до каждого дома, чтобы все могли слушать эпохальные и не очень решения партии и правительства, и приобщаться к культуре и цивилизации.

Мама моя, в девичестве Пейсина, – работала в те годы в бухгалтерии Очаковского кирпичного завода простым бухгалтером. Иногда я забегал к ней в зал конторы, где она работала. Никакого образования она не имела, обладала крепким здоровьем, сильным прагматичным характером и светлым умом, как неоднократно я потом убеждался. Это позволило ей построить хорошую крепкую семью с моим отцом и, главное, в те страшные годы, сохранить ее до самой войны без потерь.

Мальчишкой я был очень смелым и почему-то всюду хотел быть первым! Что в школе, что вне школы. И порой это приводило к серьезным конфликтам и последствиям. Так, однажды зимой, на лыжах я первым решил съехать с крыши самого высокого Келлеровского*¹ сарая высотой около 15-ти метров. А внизу под небольшим слоем снега были рельсы. Конечно, я их не видел…. Разбег по плоскости наклонной крыши, вхожу в свободное паденье, приземляюсь и…….падаю от дикой боли в пятках! Опустился (шмякнулся!) я прямо на рельс. Лыжи – вдребезги! Ходить в школу я смог только через две недели, а ощущал боль в пятках еще лет пятнадцать.

Вообще, жизнь мальчишек на 6-ом участке была безмятежна! Был режим свободного выпаса в любое время года. Летом ‑ в одних трусиках, загорелые были до черноты и, в основном, ‑ босиком. Купались в прудах, образовавшихся в карьерных выработках, ловили карасей и пескарей в прудах и речушке Очаковка. Зимой ‑ коньки, привязанные веревками к валенкам и лыжи ‑ тоже на валенках. И конечно, на трудных склонах или трамплинах первую лыжню прокладывал я!