Она хотела засмеяться, но закашлялась. Сигарета выпала у нее изо рта. Она подобрала ее.

– Извините за бардак. Я не ждала гостей.

– Я приехал, потому что у меня серьезная проблема с памятью, – пустился в объяснения Габриэль. – По правде говоря, я даже не знаю, знакомы ли мы. Я стараюсь по мере возможности заполнить пробелы в прошлом и собрать всю информацию, которая так или иначе пусть не вернет мне дочь, но вернет хотя бы воспоминания.

Габриэль прочел что-то вроде сочувствия в глазах собеседницы. Она пошла приготовить крепкий кофе. Потом они устроились на диване, обтянутом тканью в пятнах жира и соуса. Жозиана Лурмель вгляделась в лицо Габриэля. Она смотрела достаточно долго, чтобы оба почувствовали неловкость, потом опустила свою чашку с кофе, из которой отпила глоток. Чашка дрожала в ее руке.

– Вы говорите, память… Это что? Какая-то болезнь?

– Не совсем. Что-то неврологическое. Довольно сложное.

Она кивнула на свой старый проводной телефон:

– Не знаю, что хуже: оставаться в плену у прошлого или потерять память. Видите, я сохранила стационарный телефон. Сколько бы времени ни прошло, я по-прежнему говорю себе, что он может однажды зазвонить и Матильда окажется на том конце провода.

Спасательный круг… Последняя соломинка… Безнадежная надежда.

– Отвечая на ваш вопрос, – продолжила она, – да, мы с вами знакомы. Мы встречались раз в год на «Дне пропавших детей» в Париже. Вместе с другими мы шли сажать семена незабудок в лес Сен-Жермен, там, где никто их не выкопает. «Forget me not»[43], это название цветка по-английски, – символ нашего шествия. Вы хоть это помните?

Габриэль покачал головой:

– Когда мы виделись в последний раз?

Несколько секунд Жозиана Лурмель нервно затягивалась сигаретой.

– Кажется, в две тысячи пятнадцатом. Я перестала ходить на эти хреновы сборища. Смотреть на фотографии детских лиц, на списки из сотен имен, в том числе моей дочери. Это ничего не дает и не вернет наших детей.

Габриэль не представлял, бросил ли он сам ездить в Париж.

– А вы знаете, удалось ли установить какую-нибудь связь между исчезновением вашей дочери и моей? – спросил он. – Нашли ли уже что-либо, позволяющее объединить наши два дела?

– Объединить наши два дела? Даже не слышала об этом. Не вам же мне рассказывать, сколько людей исчезает каждый год? С чего вы взяли, что есть связь?

Габриэль посмотрел на фотографию Матильды, висевшую за спиной Жозианы: круглые щеки, искрящиеся зеленые глаза и открытая улыбка радующейся жизни юной девушки. Точно как в его сне, но, может, немного моложе. Он перевел глаза на женщину, которая нервно затушила окурок и, казалось, внезапно прониклась недоверием.

– Мне трудно вам все объяснить, потому что, как я уже сказал, я многого больше не помню, – продолжил Габриэль. – Но когда я заново просматривал коробку с бумагами по этому делу и описанием действий, которые я предпринял в прошлом, у меня в мозгу что-то щелкнуло, едва я увидел ваше имя и имя Матильды. Такое ощущение, уж не знаю, что исчезновение вашей дочери занимало особое место где-то у меня в голове.

Глаза мадам Лурмель внезапно блеснули.