Он заметил стоявшие то тут, то там картины, попытался прочесть подписи, если таковые имелись. Но ни одна не походила на жуткий портрет Жюли и Матильды.

Торговец присоединился к нему, вытирая руки полотенцем:

– Итак…

Продавец подвел Габриэля к витрине и указал на угол, где возвышалась банка с детенышем дракона:

– Картина стояла здесь. Когда вы зашли, около трех месяцев назад, вы кинулись к ней, не говоря ни слова – ни «здравствуйте», ничего. Вы ее схватили и заплакали. Но ваше горе длилось недолго. Потому что, когда я подошел, вы ухватили меня за ворот и припечатали к стене. Вы едва душу из меня не вытрясли. Вам хотелось знать, откуда у меня это полотно.

Габриэль легко представил себе, в каком был состоянии, увидев с тротуара лицо повзрослевшей дочери, после стольких прошедших лет и так далеко от Сагаса. Он вообразил свое волнение, всплеск возбуждения, смешанного со страхом и гневом.

– Как она к вам попала?

– Я получил ее от одной богатой вдовы, которая распродавала бо́льшую часть коллекции мужа. Старик умер от сердечного приступа, если мне не изменяет память. Она дала небольшое объявление в специализированном издании, и я отправился к ней, чтобы посмотреть, не приглянется ли мне что-нибудь.

Он обвел рукой все вокруг:

– Как вы можете заметить, я питаю склонность ко всяким странностям – естественным, научным или этнографическим. Разумеется, другие покупатели из круга ее знакомых объявились раньше меня и забрали все самое интересное, как я думаю. Выбор мне остался невелик, зато там была эта картина. Она казалась чудовищно… нездоровой, но очень подходила мне по атмосфере. К моменту, когда вы появились, она простояла у меня уже четыре года, вот тут, в углу витрины.

Четыре года… Габриэлю ситуация представлялась чудовищной: испуганные лица дочери и другой похищенной девушки были выставлены на всеобщее обозрение, и никто не разглядел связи со старыми делами об исчезновениях во Франции. Худосочный хозяин потюкал по клавиатуре компьютера.

– Когда вы поняли, что я просто покупаю и перепродаю и никак не связан с самим произведением, вы успокоились. И к счастью, потому что силы у вас оказалось немерено, и вы были готовы меня убить.

Он издал нервный смешок:

– Только потом вы мне объяснили причину своей «истерии»: на картине была изображена ваша давно исчезнувшая дочь. По вашим собственным словам, она была похищена на машине, позднее угнанной в Икселе, и художник, который использовал вашу дочь в качестве модели вместе с другой похищенной девушкой, наверняка был замешан…

Он кликнул мышью. Потом провел языком по верхней десне. Габриэль спросил, не рассказывал ли он что-нибудь еще.

– Рассказывали. Вы еще добавили, что именно след этой машины и привел вас к поискам в Бельгии. В Икселе, потом в окрестных коммунах, потом в огромном Брюсселе, и так на протяжении многих лет… Вы проводили кучу времени в самых низкопробных кварталах, например в Северном квартале, из-за проституции, восточных кланов, мафии и прочего. Вы бродили с фотографией вашей дочери по улице Аэршо и по самым мерзким закоулкам города. И вам повезло: однажды вечером какая-то проститутка узнала лицо на снимке. Не по-настоящему, но она видела его в моей витрине…

Габриэль наконец-то узнал, где берет начало эта история. Получается, он набрел на картину почти случайно и уж точно без малейшей надежды обнаружить ее. Находка, которая повлекла за собой все остальное. Он вывел на экран одну из сделанных им фотографий:

– Посмотрите сюда. Картина была подписана неким «А. Г.». У вас нет соображений, какой художник может скрываться за этими инициалами?

– Вы уже задавали мне этот вопрос. Нет, я представления не имею.

Человечек что-то черкнул на отрывном листке.