С регулярностью метронома оранжевые отсветы выхватывали контуры металлургических предприятий, мимо которых он проезжал, высокие трубы, выплевывающие сине-зеленые языки пламени. Габриэль знал: поиск ведет его в Тартар, самую глубокую часть преисподней. Возвращаясь в Бельгию, он погружался в собственное разлетевшееся на осколки прошлое.

Он добрался до столицы около восьми вечера, под насупившимся небом. За полчаса преодолев еще несколько пробок на Брюссельском кольце[54], он двинулся в направлении Северного квартала вдоль железнодорожных путей, идущих мимо высоких башен и гостиниц с широкими зеркальными окнами. Народа здесь оставалось немного, последние пригородные поезда уже выгрузили своих измотанных пассажиров. Сейчас только угрюмые силуэты жались вдоль бетонных стен вокзала. С настороженностью голодных вампиров ночной народ вновь завладевал своей территорией.

Габриэль совершенно не помнил, появлялся ли он здесь когда-либо раньше, вел ли здесь расследование. Бельгийская земля была ему так же незнакома, как поверхность Луны. Он припарковался недалеко от стоянки такси и вышел, кутаясь в куртку.

Северный ветер свистел между серой сталью зданий, раскачивая электрические провода. Квартал не внушал особого доверия, как оно часто и бывает в районе больших вокзалов. Метров через сто, следуя указаниям мобильника, он свернул на улицу Аэршо. Почувствовал душок секса и наличных денег, передаваемых из рук в руки. Машины двигались на малой скорости, включенные фары бросали пятна света на пешеходов, притормаживая у силуэтов, покачивающихся на высоких каблуках. Рабочий минимум слов, хлопанье дверцы, рокот мотора, теряющийся в ночи вместе с обещанием неземных ласк.

Не прошло и тридцати секунд, как к нему пристала проститутка с молочной кожей и телом секс-бомбы, предлагая набор услуг по четким тарифам. Ей не было еще и двадцати, славянский акцент – современная пленница эксплуататоров нищеты. В родном захолустье их приманивали хорошей работой, защитой семьи, красивой жизнью в западных странах, а то и замужеством. Но по приезде матроны, предварительно отобрав документы, посылали их на панель, били, всячески запугивали.

Чуть дальше полуголые девицы танцевали в витринах, освещенных розовыми, зелеными и светло-голубыми лучами. Демоницы, которых можно было увезти с собой или присоединиться к ним в испарине задних комнат, где слипались дряблые тела. Какие-то типы жались на другой стороне улицы, с сигаретами в зубах, притулившись к стене или забившись в темные углы. Сутенеры, приглядывавшие за своими конюшнями, а заодно наблюдавшие за ним: он шел быстрым шагом, с опущенной головой – песчинка, попавшая в идеально смазанный механизм.

Еще триста метров, и он свернул на перпендикулярную улицу, ускорив шаг и поеживаясь от навязчивого ощущения слежки. В этот момент он вспомнил о жучке под сиденьем своей машины, о своем вскрытом жилище, об изуродованном трупе на берегу. Убийца, безусловно, где-то затаился и, возможно, ждал подходящего случая.

Кстати, Габриэлю показалось, что он заметил какое-то движение за спиной, когда бросил последний взгляд назад перед тем, как свернуть налево. Оказавшись вне поля зрения, он побежал, укрылся под портиком подъезда. На углу появилась тень, посмотрела в его сторону, ненадолго заколебалась, потом торопливым шагом продолжила путь по другой улице. Действительно ли за Габриэлем следили? На всякий случай он подождал еще минут пять и убедился, что опасности нет: да и как его можно было отследить?

Он вышел на торговую улицу, где по обеим сторонам теснились магазинчики и витрины с грудами всяких безделушек; большинство лавок были закрыты, защитные решетки опущены. Продуктовые еще работали. Молчаливые прохожие не задерживались, кутая носы в кашне.

Наконец он добрался до крошечного фасада с пыльной витриной, где громоздились странные предметы: змея, обвивающаяся вокруг миниатюрной лестницы, резной деревянный ягненок вместе с младенцем, «вампирский набор», а еще детеныш дракона, плавающий в сосуде с мутной жидкостью. Были выставлены и две-три картины, соревнующиеся в уродстве: женщина с головой Медузы горгоны и лес искривленных деревьев, чьи ветви впивались в глотку воющей собаки… Лавочка «У Жакоба» оказалась не поддающейся классификации. В Интернете она значилась как «кабинет диковинок».

Нет сомнений, он пришел по нужному адресу. Габриэль еще раз подозрительно огляделся и толкнул дверь. Помещение было просторнее, чем он думал, вытянутое вглубь и слабо освещенное – наверняка ради создания соответствующей атмосферы. У Габриэля возникло ощущение, что он попал на чердак к безумному коллекционеру. Заведение дышало смесью нормального и невозможного, вроде утконоса, пресловутого животного с клювом утки, хвостом бобра и лапами выдры.

Мужчина лет шестидесяти вышел из задней комнаты – еще одна диковинка среди всех прочих. Тощий, в красной шерстяной водолазке и вельветовых штанах цвета хаки, со слишком тонкими губами, не способными прикрыть верхние зубы, выступающие вперед и словно готовые соскрести все остатки со дна тарелки. Он коротко кивнул посетителю и устроился за прилавком, листая иллюстрированный журнал с видом старой усталой горгульи. Габриэль подошел к нему:

– Я хотел бы, чтобы вы мне кое-что рассказали о картине, которую я купил у вас в этом августе.

– Какая именно картина?

Габриэль предъявил фотографию на экране мобильника. Пожилой хозяин вышел из-за прилавка и подошел поближе, чтобы лучше рассмотреть. Узнав полотно, он поднял мрачный взгляд на клиента:

– А, это вы. Ваш вид… Я вас сразу не узнал. У вас были волосы. И вы были совсем не так спокойны. Впрочем, зачем я вам это говорю, вы и сами в курсе.

– В этом все и дело. У меня проблемы с памятью. Не могли бы вы в точности рассказать, что именно произошло?

Мужчина ткнул большим пальцем в сторону задней комнаты:

– Дайте мне пару секунд, я грел воск для муляжа и… судя по запаху, кажется, забыл его выключить. Я сейчас…

Значит, Габриэль приходил сюда до того, как нацепить на себя личину Уолтера Гаффина. Он воспользовался моментом, чтобы оглядеться среди кучи лежавших, висевших на стенах и свисавших с потолка вещиц. Принюхался к запахам дубильных веществ, кожи, лакированного дерева. Каждый из этих предметов таил свою историю. Откуда они? Кому принадлежали раньше? Почему бывшие хозяева сначала купили их, а потом решили от своих приобретений избавиться? За каждым стояло прошлое, а уж за картиной, обладателем которой он стал, совершенно точно. У нее было свое предназначение.