«Бронзовое зеркало»
Глаза открывались не только тяжело, но и болезненно. Будто кто-то крепко склеил веки. Или даже сшил. Но «балалайка» не отвечала, а визуальная оценка происходящего – непременное условие построения тактики, а потому Буньип был обязан постараться. Даже презирая жгучую резь в глазах, заставляя себя, загоняя боль поглубже. Даже если через минуту предстоит умереть.
Так очевидно и серьезно Леон Брейгель не влетал уже давно.
Не очень ясно, что именно выдернуло наемника из обморока – затекшие руки и нытье кровоточащего бедра или профессиональная гордость, униженная и втоптанная в пыль. Проснувшаяся и завывшая волком, попавшимся в капкан…
Буньип подвигал кистями. Да, мышцы затекли, плечи и предплечья совсем онемели. Пытаясь прислушаться к внутреннему хронометру, австралиец определил, что провел в путах не меньше часа. Скорее даже два. Ночной ветер трепал волосы, высушивая капли пота, катящиеся по вискам.
Ноги тоже связаны, но не между собой, а плотно примотаны к столбу. Шею веревка не сжимала, а потому Буньип осторожно поднял голову.
Заметили, ублюдки.
Зашевелились, затыкали пальцами. Не обращая на окружавших его людей никакого внимания, Леон продолжил осторожно напрягать и расслаблять мышцы рук, разгоняя застоявшуюся кровь.
Мужчин, переминавшихся вокруг столба, было восемь. По виду – сущие варвары: поверх драных джинсов и пуховых курток пришнурованы плотные кожаные накладки-чапсы и меховые накидки. Шапки тоже меховые, пышные и неуместные для теплой осенней ночи.
Но самая большая шапка принадлежала Малтачаку – черная как смоль, сшитая из лисы, с длинным хвостом, спадающим на спину. Рядом с хвостом на шапке колыхались три черные тряпичные ленты. Шаман сидел на корточках, похожий на старого нахохлившегося ворона, ожесточенно перемалывая в чугунной ступке какую-то траву.
– Проснулся? – с недоброй улыбкой поинтересовался он, через плечо оглядываясь на пленника.
Говорили по-русски, и многое Буньип понимал даже без «балалайки», благо опыт работы на территории России скопился немалый.
– На вот, milok, понюхай. – Кам встал, поднося к носу австралийца щепотку месива. – Ты мне нужен в здравом уме.
Носовые фильтры, не обнаруженные варварами, еще заполняли ноздри Брейгеля, но пронзительный запах травы все равно ударил в мозг, прочищая уплывающее сознание. Ночь озарилась новыми красками, стало легче дышать.
– Молодец, – похвалил шаман, возвращаясь к работе. – Потерпи, недолго осталось…
Теперь Буньип полноценно осмотрелся.
Да, то самое место, куда он пришел в позапрошлую ночь. Кособокий домишко отшельника, сараи для скотины, крутые скальные стены стакана, окружавшие хутор со всех сторон. Тот же костер. На этот раз более яркий, массивный, из бревен, дающий широкий круг света, за которым наползала тьма – плотная, враждебная.
И он – «пришедший из ночи», накрепко привязанный к тотемному столбу в центре круглой площадки.
Рассматривая верный «дыродельчик», заткнутый за пояс самого рослого дикаря, Леон в очередной раз подумал, в какую же наивную ловушку он угодил…
Его взяли на входе в скальный коридор. Быстро, ловко, почти бесшумно, как это умеют лишь те, кто хорошо знает место боя. Как это умеют аборигены, вступающие в схватку с чужаками. Он, конечно, засаду раскусил почти сразу. Даже стрелял… да, точно, он смог подстрелить одного из жопоголовых. До того, как в бедро ударила стрела, смазанная чем-то липким.