Я чопорно поджала губы и одарила ее легким послушным кивком.

– Ундина, видишь ли, – начала она, выбирая слова так аккуратно, как бриллианты, – Ундина, видишь ли… О боже мой!

Что-то пролетело снаружи за окном, закрыв солнечный свет и на миг погрузив комнату в полумрак.

– Боже мой, – повторила Лена, поднеся руку к груди, – что, во имя…

Я уже была у окна, отталкивая ее, чтобы прижаться носом к стеклу.

– Это «Голубой призрак»! – закричала я. – Самолет Харриет! Он вернулся домой!

Так оно и было. Я наблюдала, как биплан «де Хэвиленд Джипси Мот» легко, словно перышко, сел на поросшую кустарником равнину Висто и замер посреди наперстянки и обломков старых статуй, там и сям торчавших среди растений.

Его двигатель прибавил оборотов, биплан повернулся и качнулся, его рулевые поверхности дерзко качались и хлопали, будто говоря: «Эй! Разве не здорово?»

Не стоит и говорить, что я пулей вылетела из комнаты, сбежала по восточной лестнице и выскочила во двор, где длинная череда гостей, пришедших попрощаться с Харриет, с молчаливым изумлением наблюдала, как я несусь мимо них – бегу по заросшим травой остаткам теннисного корта и дальше по зеленым просторам Висто.

Я оказалась у «Голубого призрака» еще до того, как его пропеллер остановился и высокий мужчина – очень высокий – начал выбираться из кабины.

Он был слишком огромен для такого хрупкого и маленького вместилища, но все поднимался и поднимался, пока наконец не появилась ступня, аккуратно переступила обтекатель и встала на крыло.

Он поднял защитные очки, прикрывавшие его глаза, потом отстегнул летный шлем и снял его, обнажив самую золотую копну волос на этой планете с тех пор, как во время Троянской войны Аполлон летал здесь на своем персональном облаке.

Неожиданно и всего на миг мое сердце, кажется, наполнилось воздухом, и потом так же неожиданно сдулось, и это ощущение исчезло.

Я повозила носком туфли в пыли. Что со мной происходит?

– Мисс де Люс, я полагаю? – поинтересовался он, протягивая руку. – Я Тристрам Таллис.

Его голос был резким и при этом мягким: откровенным, честным.

Я не осмелилась прикоснуться к нему. Даже простой акт рукопожатия с богом может превратить тебя в терновник, и я это точно знала.

– Да, – выдавила я. – Я Флавия. Как вы узнали?

– Твоя мать, – ласково сказал он. – Ты ее точная копия.

Внезапно и без малейшего предупреждения из моих глаз по щекам полились реки горячей воды. Много дней я намеренно пыталась постоянно чем-то занимать свой мозг, разными мелочами, тем и сем, чтобы не оставалось ни минутки подумать о том, что моя мать мертва.