– А зачем? Для чего, дочка? Ты же все уже к тому моменту для себя решила.
– Что решила? – Эмма растерянно смотрела на мать.
– Что ты с Марком расстаешься.
– Ну кто тебе сказал об этом? Кто?!
– Мне сказал об этом твой скучающий вид, твое постоянное нежелание быть с ним рядом. Он везде бывал один в последнее время. Ты всегда отказывалась. И Инга… Она его сопровождала туда, куда неприлично было являться без спутницы. Ты добилась того, чего хотела…
Эмма не хотела, чтобы было именно так. Она хотела с Марком расстаться, поняв, что им неуютно рядом. Но хотела, расставшись, навсегда вычеркнуть его из своей жизни, памяти. А как же его вычеркнешь, если он женился на твоей двоюродной сестре?
Вольно или невольно, но им приходилось пересекаться. Инга так вообще была частой гостьей в доме Эммы. Могла и ночевать остаться, и в выходные гостить. И с замужеством ее ничего не поменялось. Она как навещала Эмму, так и продолжала навещать. Как гостила, так и продолжала гостить, когда Марк уезжал куда-нибудь.
И Эмма с этим ничего не могла поделать. Ситуация менялась, конечно, когда в жизни Эммы появлялся мужчина. Тогда Инга на ночь никогда не оставалась, предпочитая для визитов те дни, когда Андрей, например, был в загулах, а Сергей работал…
Вспомнив о Сергее, Эмма сморщилась, будто снова тронула наболевшее место. Хотя так оно и было, наверное. Сергей и был ее наболевшим местом. Наболевшим местом ее совести.
Ей было стыдно за себя перед ним! И открытие это она сделала совсем недавно. Тогда, когда назвала его мебелью, охарактеризовав его бессловесность таким вот жестоким образом.
А он все это переиначил. Все назвал по-другому, и совершенно неожиданным для нее открытием было его признание в любви.
Он ее любил?! Настолько сильно любил, что просто молчал и терпел. Не щелкал ее по затылку или по заду, как это делал Андрей, когда ему что-то не нравилось. Не уходил в загул, запой, а просто терпел. И на работу, оказывается, устроился к ним в фирму только для того, чтобы видеть ее каждый день. Устроился, правда, через Шлюпикову, чего Эмма не могла ему простить. Но…
Сегодня кто-то брякнул после обеда, что Марго убили. Будто звонили из следственных органов и ждали какого-то сотрудника для беседы по этому поводу. Эмма и верила, и не верила.
Нет, убить Марго, наверное, хотелось каждому. Но она была рыжеволосым бессмертным чудовищем. Как же можно было ее убить?!
Потом все же оказалось, что это не враки и Марго действительно убили в лифте того дома, где она снимала жуткую комнату в жуткой коммуналке.
– А ты бы так смогла, принцесса? – хохотала Марго как-то в полный голос, показывая Эмме фотографии обшарпанных, изъеденных плесенью стен ванной, где вынуждена была мыться.
– Нет, – честно призналась ей Эмма. – А зачем?
Тут Марго не нашлась что ответить. Может быть, и сама не знала. Может, просто не хотела озвучивать причину. И вот теперь…
И вот теперь ее не стало. Не стало этого монстра в женском обличье. Гадкого, беспринципного, подлого монстра больше нет. И ей не нужно теперь ничего опасаться! Те гнусные угрозы, которые Эмма выслушала накануне, уже не более чем просто звук, пролетевший вчерашним поздним вечером через весь город из одной телефонной трубки в другую. Вряд ли кто-то присутствовал при этом звонке, вряд ли. А даже если и присутствовал, доказать ничего не сможет. Мало ли что могло втемяшиться в голову подлой женщине? Может, это она так развлекалась? Может, просто глумилась. А она могла!
Все, решила, сидя в тишине и уюте своего кабинета, Эмма, ей не нужно больше об этом думать. Вообще следует выбросить эту гнусность из головы и никогда больше не вспоминать. И про Марго больше никогда не вспоминать.