Тут касики могли безнаказанно помыкать бедными индейцами, заставляя носить грузы, и посылая вдаль от дома, и налагая множество других повинностей, что многие индейцы умирали по их вине и от их рук, в том числе и у нас. Но здесь это считается нормальным.
Уже на следующий день мы пришли в Киауистлан. Лежал он высоко на горе; идти пришлось по отвесу скал, и если бы эта крепость дала отпор — не взять бы нам ее никогда. Хотя, как обычно, стен у поселения не было. Проводников у нас не было, пошли напрямик, и зашли куда-то не туда. Эта территория, отделявшая нас от горной крепости, представляла собой несколько параллельных рядов скалистых холмов, разделенных широкими отлогими долинами, тут почва была густо покрыта кактусами и колючими кустарниками; единственные деревья, разнообразившие эту монотонную растительность, были пальмы пита — самое мрачное дерево, какое только можно себе представить. Дороги здесь не существовало, и проезд по этой густой заросли кустарников предоставлял много затруднений; кое-где нужно было проложить нам путь через эту колючую чащу; местами приходилось работать своими мачете, или топорами, чтобы прорубить нам тропинку, и несмотря на крайнюю осторожность, наши руки были изрезаны и исцарапаны, а ноги несчастных лошадей сочились кровью. Пришлось, когда выбрались из колючек, протереть тряпочкой ноги Ласточки от крови из мелких порезов и намазать их лечебной мазью, которая у меня была, благодаря моему шаману Уареа.
Местность становилась все бесплоднее, деревья сменились кустарником. Мы двигались вперед с величайшей опаской, и когда один солдат, Эрнандо Алонсо де Вильянуэва, без команды вышел из строя, наш капитан Алонсо де Авила, человек не в меру горячий и свирепый, ударил его копьем в руку, но, к моему удивлению, удар пришелся по пустому рукаву, так как Эрнандо Алонсо де Вильянуэва был уже одноруким… Однако, у них тут дисциплина еще та. Но с другой стороны, вот Вам пример судьбы конкистадора, уже однорукий калека все равно должен куда-то идти, кого-то завоевывать, чтобы не помереть с голоду. Как говорит испанская пословица: «Драчливый петух жирен не бывает». Это не наш путь. Но радует одно, что именно сейчас, где-то в далеком Мехико трусливый Монтесума опьяняет себя реками пульке, чтобы позабыть свои страхи. Он нас боится до дрожи в коленях!
Вошли мы в это укрепленное поселение, как обычно, все индейцы разбежались в ужасе и попрятались. Только на площади, перед большими пирамидами храмов с идолами, появилось человек пятнадцать индейцев, совсем неплохо по местным меркам одетых, опять с жаровнями для приветственного окуривания. Тут задницу немного прикрыл и ты уже король. Они-то и сказали, что все население разбежалось из боязни; но Кортес тотчас успокоил их и, как это уже вошло у него в обычай, поговорил с ними о нашей вере и императоре Карлосе. Пока индейцам грузили мозги, Кортесу доложили, что сюда прибыл в носилках толстый касик из Семпоалы с большой свитой. Облачение на нем было праздничное — роскошный хлопковый плащ, богато расшитый по всей длине узорами, изображающими орлов. Нижнюю губу его украшала серьга в виде золотого пеликана, а голову венчал пышный букет ярких перьев красного, синего, желтого и зеленого цветов.
Он сейчас же возобновил свои жалобы на Мотекусому, а свита и местный касик вторили ему со стонами и слезами, так что все испанцы растрогались. Нам жаловались, что недавнее покорение ацтеков сопровождалось крупными бесчинствами; затем Мотекусома ежегодно требовал большое количество юношей и девушек для кровавых жертвоприношений или для рабского услужения, его чиновники тоже не отставали и выбирали себе, кто что хотел. Касик поведал о всех унижениях, изнасилованиях девушек людьми мексиканского правителя, сборе грабительских налогов, вытягивающих все соки из окрестных городов, изнурительном труде жителей, обязанных платить подати далекой столице. Так поступали по всей стране тотонаков, а в ней ведь более тридцати городков. Мехико вызывал жгучую ненависть, и касик был готов пойти на союз с кем угодно, только бы уничтожить ацтеков.
Кортес в своем парадном, вишневого цвета, бархатном камзоле, в черном берете с пером, туфлях с золотыми пряжками, утешал их сколько мог, давал разные обещания и уверения, но все же не мог избавить их от страха перед Монтесумой. Тут же не замедлил собой явиться и подходящий пример. Нам донесли, что в поселение только что прибыли пять ацтекских лодырей, для сбора налогов (здесь их называют «кальпишке»). У нечистых совестью главарей тотонаков это известие вызвало настоящую панику. Местные касики побледнели и затряслись при этой вести и сейчас же ушли для встречи нежданных гостей, бросив Кортеса одного, для которых моментально приготовлены были покои и сладкие кушанья.
Прибывшие бездельники прошли мимо нас, но так надменно, что не удостоили нас даже взгляда. Какие мы гордые, всего 14 лет назад ацтеки вымирали от великого голода, продавали себя в рабство в другие края, лишь бы перед смертью пару раз поесть, а теперь, ишь ты, как оперились. Я дал команду Стрелке и она гавкнула пару раз, испуганные индейцы припустили прочь, роняя свои сандалии. Одеты они были весьма странновато; блестящие волосы были подняты к макушке и скручены узлом, в который воткнута была роза; что выдавало в них ярчайших представителей сексуальных меньшинств, в руках у них были посохи с крючками, и за каждым шел раб с опахалом. За ними шла толпа именитых тотонаков, и они же присутствовали при их трапезе. После еды ацтеки позвали к себе толстого касика и других местных начальников и накинулись на них с угрозами и бранью за то, что они нас впустили в свои поселения; Мотекусома, якобы этим фактом очень разгневан, и им придется еще поплатиться, а пока следует им дать двадцать юношей и столько же девушек для умилостивления их божества Уицилопочтли, оскорбленного их изменой… Да боже ты мой, что Вы еще выдумали сдуру! Сегодня здесь не подают!
Заметив всеобщее замешательство, Кортес через донью Марину и Агиляра узнал о причине и решил наказать дерзких лоботрясов. Когда он сообщил об этом касикам, те пришли в дикий ужас. Но Кортес ободрял и настраивал их до тех тор, пока они не решились: тотонаки схватили этих негодяев и, каждого по отдельности, привязали их к крепким столбам, которые были выставлены на главной площади, как раз напротив дворца, где мы размещались, так что пленные ацтеки не могли даже пошевельнуться.
Весь город сбежался посмотреть на такое невиданное зрелище. Тотонаки осторожно подходили к столбам, со страхом поглядывали на унижение ацтеков, но те даже в подобном состоянии держались с достоинством, — потом то там, то здесь начали раздаваться крики, что нечего больше ждать, пора этих ацтеков прирезать. Кортес велел этим ацтекам объявить, что местные тотонаки отказываются от повиновения Мотекусоме, а также прекращают плату дани. (И платят ее нам! Но пока об этом не говорили). Быстро разнеслась эта неслыханная весть во все стороны, и с тех пор за нами укрепилось название богов, ибо глупые индейцы были уверены, что такие поступки не могут происходить от простых смертных людей.
Все касики были убеждены, что пленников следует немедленно принести в жертву, но Кортес энергично воспротивился и даже приставил к ним нашу стражу, дав ей тайный приказ, чтоб ночью они освободили и привели к нему двух наиболее умных из ацтеков. Когда это было сделано, Кортес прикинулся, что ничего не знает об их пленении, а когда они ему все рассказали, заявил, что он очень огорчен случившимся, обласкал и накормил их, а затем велел отправиться к Монтесуме с заверением, что он, Кортес, верный его друг и почитатель его талантов.
Стояла середина ночи, тотонаки попрятались по домам, тишина тогда в городке стояла глухая, тревожная. Зрелище было зловещим. На фоне темного неба постройки выглядели бесформенными черными массами. Во всем городе горело всего три или четыре факела. Обширное пространство равнины было погружено во мрак. Только в испанском лагере еще шумели: кто-то до сих пор голосил под треньканье гитары какую-то задиристую солдатскую песню. Так как пленные боялись отправиться обычным путем, опасаясь справедливого гнева тотонаков, то Кортес велел нескольким матросам отвезти их по морю и высадить в безопасном месте. Такая вот немудреная интрига.
Исчезновение двух пленников, конечно, немало изумило касика этого поселения и толстого касика, И они вновь требовали жертвоприношения оставшихся, но Кортес прикинулся разгневанным на плохой присмотр,(как обычно, у него все вокруг виноваты), велел с кораблей принести цепи и объявил, что пленников он отныне будет охранять самолично, для чего их и увели на корабли. Там, впрочем, их сейчас же освободили от цепей, и обхождение с ними было самое деликатное. Успокоил Кортес и местных касиков, опасавшихся с часа на час мести великого Мотекусомы. Он объявил, что готов защищать их до последней капли крови, но им нужно примкнуть к нам теснее. В конце концов, наш нотариус Диего де Годой составил формальный акт их подчинения Его Величеству, и так как ни о какой дани пока не говорили, то ликование их было велико. Все тридцать поселений страны тотонаков подчинились нам дружно и охотно. Теперь весь район до последнего человека стоял за нас. Кортес сообщил правителю Семпоалы, что намерен устроить свой лагерь в Куиагуицтлане на земле тотонаков. Это значило для них практически перейти под нашу защиту. Осыпанный почестями Кортес отправился строить свой Веракрус на новом месте.
ГЛАВА 7
Столь благоприятный оборот дела испанцы решили использовать, чтобы обстроить, наконец, наш новый город Вилья Рика де ла Вера Крус, теперь в трех километрах от того укрепленного поселения Киауистлан, и снабдить его хорошей крепостью. Дело продвигалось с величайшим успехом и быстротой. Сам Кортес, словно Ленин на субботнике, показывал личный пример, таская землю и камни и копая рвы под фундамент. Столь же рьяно принялись за работу и все остальные, не исключая касиков. Задымились кузни, изготовлялись кирпичи и черепицы, стучали топоры, нескончаемой вереницей шли носильщики с древесным и иным материалами.
Индейцы так великолепно помогали, что вскоре закончилась постройка христианского храма и нескольких домов, а укрепления росли неимоверно быстро. Все материалы приносили они на себе; большие бревна и камни волокли на веревках, а как орудий труда у них мало, а народу избыток, то бревно или камень, для переноски которых надо сто человек, волокут у них четыреста; и еще есть у них такая гадкая привычка идти с пеньем и криками, и песни эти и вопли не прекращались ни ночью, ни днем, так как в первые дни строили они город с превеликим усердием. При этом, их поющие голоса звучали так, как будто они вот-вот сорвутся, как будто они вдруг все охрипли. Вера-Крус строился по разработанному плану: предусматривалась церковь, площадь, арсенал, башня с часами, башни, охраняющие подвесной мост, крепостные стены. Естественно, и я проворачивал свои дела: золотишко, каучук, какао бобы, ваниль, селитра, сера, хлопок сырец лишними не бывают.
Монтесума почувствовал, что его власти на побережье пришел конец, а скоро этому пагубному примеру последуют и остальные его подданные. Поэтому он решил все же сражаться с нами. Правитель ацтеков стал собирать войска, так как сразу узнал о захвате своих чиновников и мятеже поселений тотонаков. Когда же двое из ацтекских пленников прибыли в Мешико и сообщили ему о поклонах и заверениях Кортеса, а также о том, что именно он их освободил, то он послал двух своих племянников в сопровождении четырех пожилых важных сановников к нам, чтобы досконально выяснить положение дел.
А говорил, что больше посольств не будет. Все же известие о резне табасков хорошо прочистило ему мозги и прямого столкновения с нами он не хотел. Да и время сбора урожая кукурузы еще не скоро, он пройдет только в сентябре, а пока же собрать большую армию для правителя Мехико дело почти невыполнимое. В этот же период, перед урожаем, особенно июнь и июль, — его люди едва сводили концы с концами — обычно это было временем тревог и острого голода для индейцев.
Посольство принесло, как обычно, подарки, материи и золото, всего на две тысячи песо. Наказ им был: поблагодарить Кортеса за освобождение ацтеков, а насчет местных индейцев сообщить, что великий Мотекусома не уничтожит их только потому, что в своей стране они пока приютили Кортеса. Послов приняли хорошо, в качестве ответных даров передали им оставшихся трех пленных. По мне так неплохой обмен. Что же касается местных жителей, то Кортес просил их простить, и что касается их дани, то она уже не может быть отправлена в Мешико, так как двум господам и дважды платить одновременно нельзя: тотонаки же только что стали подданными нашего короля. Впрочем, сам Кортес со своими товарищами вскоре прибудет в Мешико, чтобы лично представиться Мотекусоме, и тогда все вопросы будут разрешены легко и без остатка. Послов также одарили обычными мелочами из стекла, и они спокойно отправились в Мешико.
Между тем болезни в лагере испанцев продолжались. Кроме людей, страдали от жары и влажности, а также комаров, и лошади, пал даже конь самого Кортеса. Ему подарили другого — лучшего в войске. Ацтекское посольство придало испанцам новую и великую силу в глазах тотонаков Семпоалы и даже дальних горных поселений, так как все они были уверены, что великий Мотекусома ответит на пленение своих страшным ударом и полным истреблением. А вместо этого — посольство, подарки и поклоны! Нас и прежде индейцы почитали за богов, а теперь это мнение еще более укрепилось, и сам Кортес со своей стороны старался его всецело поддерживать. Так, например, явился к нам толстый касик со многими знатными индейцами — наши новые друзья — с великой тревогой сообщил, что в двух днях пути от Семпоалы, это в 40 километрах, в поселении Тисапансинго, собралось великое множество ацтекских воинов, которые грабят и жгут окрестности. Кортес велел войску тотонаков тотчас отправиться туда, а для изгнания ацтеков дал ему в помощь… одного человека, нашего старика Эредию, из Бискайи. Лицом Эредия был ужасен, изранен, и покрыт оспой, со страшной бородой, косящими глазами, телом сутул и прихрамывал — совсем вроде одного из их божеств, или же сатира или фавна. Да и хитер был Эредия, недаром он долгое время служил солдатом в Италии, — и сразу вошел в роль, так что изумленный толстый касик и вся его свита по-настоящему уверовали в его нечеловеческую мощь.
Впрочем, Кортес скоро послал, как и было ранее уговорено, гонца, чтобы вернуть и Эредию, и касиков, заявив, что он передумал и вместо Эредия пойдет он сам, чтобы посмотреть местность и тамошних людей. И снаряжен был сильный отряд в 400 человек, с четырнадцатью конными и почти всеми наличными аркебузниками и арбалетчиками. Почти все наше войско. Но тут случилась небольшая заминка. Кое-кто из приверженцев кубинского губернатора Диего Веласкеса, видя серьезность приготовлений, заявили, что они не для этого прибыли; что завоевывать страну столь великую и многолюдную нашими малыми силами — чистое безумие и что они хотят назад, на Кубу, к своим домам и поместьям, тем более что они устали и больны, а Кортес не раз заявлял, что никого не удерживает силком. Я втихомолку посмеивался над трусившими испанцами, до самого Мехико ацтеки побоятся столкнуться с нами.