Волга.
Покосившийся трактиришко у хлебных амбаров. Два бородатых мужика склонились над глиняными кружками, над шапками пивной пены. Пироги с горохом, ошметки вяленой воблы, облупленные яйца.
Пьют молча и мрачно, будто последний раз в жизни.
Третий заходит сзади.
Привалился, обнял обоих враз, шепчет:
- Ну что ж, голуби, по рукам? Вы мне горбунка с упряжью, я вам полный катерининский билет. - Голос струится, воркует, обволакивает. - И ведь без всякого риска для вас… Гости любезничают с мамзелями по номерам, извозчик отирается в прихожей, а коняка вот так… под красным фонарем, без всякого догляда… Сел, гикнул и - на Волгу…
Уголовное происшествие.
Две бороды в легких, как пух, беговых санках. Лошадь стелется, храпит, роняет с влажных боков пену.
Вот и хлебные амбары, вот и крыльцо, вот и назначенное место…
- Т-п-ррр-у…
И тотчас же, как охотничья ватага на загоне, - из каждой щели полицейские служители.
Верещат свистки.
Мужикам крутят руки.
В середине апреля 1892 года, утром, Ульянов прибыл в канцелярию суда и, предъявив столоначальнику уголовного отделения визу на дело, прошел за парапет. На письменном бюро его ожидала папка с бумагами.
Два «негодяя» на обложке: запасной рядовой из мещан г. Самары Егор Яковлевич Тишкин и крестьянин из села Пискалов Ставропольского уезда на Самарщине Иван Федорович Зорин, а среди бумаг - помеченный 8 января 1892 года протокол околоточного надзирателя с обстоятельным перечислением всех «конских краж по округе».
Прочтемте его вслед за Ульяновым:
«В течение прошлого - декабря - месяца в Самаре было несколько случаев угона лошадей, а именно: 9 декабря у самарского мещанина Акима Александрова Степанова, живущего на своей ветряной мельнице, от обжорного ряда угнат мерин сивой масти с упряжью, стоящий 60 руб.; 4 декабря от булочной на Москательной улице угнат мерин серой масти с легкими санками, принадлежащий крестьянину Лукьяновского уезда Байковской волости села Байкова Ивану Михайлову Шмелеву, живущему на ветряной мельнице; в первых числах декабря с Троицкого базара - мерин буланой масти с упряжью, принадлежащий крестьянину села Сырейки Самарского уезда Астафию Иванову Белову; 24 декабря от торговой бани Кошелева - мерин буланой масти с упряжью, стоящий 150 рублей, принадлежащий самарскому мещанину Прокопию Тимофееву Семенову, живущему во 2-й части в своей гостинице; 28 декабря с набережной реки Волги угнат жеребец серой масти, стоящий 80 рублей, с упряжью, принадлежащий самарскому мещанину Ивану Моисееву Кривопалову, живущему на Предтеченской улице во 2-й части, в собственном доме…
Ввиду сего (выделено мною. - В. Ш.), для обнаружения виновных в угоне означенных лошадей, г. пристав 3-й части командировал меня с городовыми Савельевым, Егоровым, Карповым и Капитоновым для караула и задержания Тишкина, назначившего Комаровс-кому и самарскому мещанину Николаю Перфильеви-чу Маштакову передать предполагаемую к угону лошадь» [134].
Вот ведь какая логика!
С набережной Волги «угнат» жеребец серой масти, от обжорного ряда - мерин, а посему, «для обнаружения виновных в угоне означенных лошадей», ловите… Тишкина. Кто ж он, этот Тишкин? Знаменитый волжский конокрад, признавший угон и жеребца и мерина?