В веке минувшем дом слева и дом справа связывало общее владение: оба они принадлежали Г. А. Клеменцу.
Сюда приходил Ленин.
Через вот эту парадную дверь…
Ради чего?
На лазоревой страничке - «Статья 182-я Уложения», а чуть ниже неправа - длиннейшая очередь трудночитаемых цифр. Статья и длинный номер - это уведомление адвоката о дне судебного процесса. Вечером я листаю папку с материалами на мещанку Демишеву и ее мать, которые, как утверждали власти, «побуждаемые догмой раскольничьей веры, поносили пречистые образы». Защищавший их присяжный поверенный Клеменц равнодушен, если не сказать - бездеятелен. Он не решается подавать выше, и несправедливый приговор приобретает силу необратимого факта. Приносят новые дела, и та же картина: адвокат, деливший с Ульяновым «позицию ответа» в судебном споре с купцом-потрошителем, чаще отступал.
И не очень-то был требователен в выборе клиентуры.
В. Н. Арнольд, инженер Средневолжского станкостроительного завода, историк-исследователь, обнаружил как-то в архиве Клеменца довольно любопытный документ с ленинским адресом на обороте. Это была визитная карточка местного промышленника Ясенкова. Сероватый прямоугольник, площадью едва ли большей, чем две спичечные коробки, ободок сдержанной синевы, «Лука Никитич Ясенков» на титуле и вот это неграмотное купеческое рукоделье на изнанке: «угол почтовай и Сакольничьей улитцы домъ рытикова».
Что бы это могло значить?
Исследователь предположил: Ясенков приходил к Ульянову за помощью и
а) либо не застал его дома,
б) либо застал, но получил отказ и отправился к Клеменцу.
Более вероятна, по-видимому, вторая часть альтернативы.
В то же приблизительно время, в предосенье 1892 года, в шикарном фаэтоне, запряженном парой соловых, с ямщиком в тирольской шапочке, наведался как-то на Сокольничью хлебный туз старой Самары Ф. Красиков. Он просил Ульянова защитить его в суде от «мужицкой жалобы». Ульянов принял купца подчеркнуто холодно и отказал. «Черт знает что! - возмущался Красиков. - Сесть даже не пригласил!»
Так же, надо думать, закончился и визит Ясенкова.
Ульянов отказал, Клеменц принял поручение… [127]
Позже, штудируя всплывшее в бумажной реке личное дело Клеменца, я получил возможность прибавить к портрету поверенного несколько новых штришков128 и теперь, спрашивая себя, мог ли он встать впереди Ульянова на положение лидера их общего столика, отвечал не столь отвлеченно, как поначалу.
А вот общая запись так и оставалась общей.
Читальный зал Центрального партийного архива.
Листая за столом томик в белом бристоле, я ничего не ищу. Все читано-перечитано.
Но вот большая страница, сумбурно и неразборчиво исписанная графитным карандашом, не кажется знакомой. Она вложена после щегольской тетради пристава с бумагами об исполнении решения. Что-то вроде эпилога архивистов, с их кропотливыми отметками и справками.