Теперь, в девяносто девятом, даже при отказе суда признать установленной (действительно установленную) кражу лесных товаров, трио Мейера не отважилось ставить свои опоры на зыбкой Михайловской цифре, уменьшило ее и таким образом шесть лет спустя признало и провозгласило именем императора свое поражение в споре с Ульяновым.
Тогда, в девяносто третьем, Михайлов лез в досье, и на зеленое официальное сукно судейского стола ложились платежные ярлыки - счета на работы, будто бы выполненные мастеровыми Брискера и Шимковича и оплаченные плательщиками Константинова. Но странно. Имен Брискера и Шимковича на ярлыках не было. На ярлыках были другие имена. Отчетливо видится Ульянов - весь в порыве. Ведь ложь его оппонента не просто безмерна, она еще и кокетлива - сначала рабочих гонят от касс Константинова (по условиям деньги платил он), потом чужими платежами доказывают их полное удовлетворение.
В девяносто третьем об ярлыках и решении суда не было ни слова.
Сейчас в девяносто девятом, после победы Владимира Ильича в Правительствующем сенате умолчать об ухищрениях Михайлова было невозможно. И на этот раз судьи провозглашают свое поражение в споре с Ульяновым.
И вот какими словами:
«По обсуждении значения сих ярлыков в качестве доказательств по сему делу Судебная палата (цитируется апелляционное решение Саратовской судебной палаты от 17 - 18 ноября 1899 года. - В. Ш.) со своей стороны находит, что хотя при допросе свидетель Швецов действительно подтвердил, что он «кассировал от Константинова и принимал от Брискера и Шимковича ярлыки, по которым рассчитывался с рабочими за пилку леса и проч.», но таких ярлыков за подписью Брискера и Шимковича истец не представил, а им представлены ярлыки за подписью других лиц, именуемых апеллятором (Михайловым. - В. Ш.) служащими ответчиков, но действительно ли эти лица были служащими ответчиков, а не самого истца (выделено мною. - В. Ш.), этого обязательства апеллятор ничем не установил» [121].
Материалов стало больше.
Но вот предсказанного в Саратове ленинского автографа не нашлось. Исковое прошение об издержках написано не его рукой.
А подписано?
Хардиным и Клеменцем.
Тогда кто же его составил? Тот, кто написал?
В публикации 1925 года, скромно озаглавленной «Некоторые указания для исследования биографии тов. Ленина в период бытности его пом. присяжного поверенного», Н. Самойлов высказывал убеждение в том, что все процессуальные бумаги Хардина - за его подписью - «должны быть написаны (машинок тогда не было) рукой его секретаря И. С. Швобе» [122].
Все процессуальные бумаги Хардина, которые мне довелось встречать в папках прошлого, в том числе и две доверенности Владимира Ильича (по белому делу и по делу Мороченкова с Палалеевым) - это одно и то же старое письмо, старая каллиграфия, не изменяющаяся с годами и весьма характерная. Тем же почерком написано и исковое прошение об издержках.
Следовательно: а) документ переписан с оригинала письмоводителем Хардина, б) автор оригинала не Клеменц, вероятнее всего не Клеменц (у него был свой письмоводитель).
Тогда Хардин?
Ульянов?
Либо тот, либо другой.
Последнее так же возможно, как, впрочем, возможно и первое.
«В описываемое время существовала традиция, - утверждал И. Самойлов, - что в апелляционную инстанцию по делам помощника подписывал жалобу или объяснение на нее - его патрон, хотя, конечно, жалоба или объяснение на нее составлялись помощниками».
Традиция, о которой здесь сказано, не была, надо думать, строго локальной и касалась не только бумаг, шедших в апелляционные суды России. Ульянов мог составить исковое прошение об издержках, поступившее в 3-й стол гражданского отделения за подписью его патрона. К этому его обязывало положение помощника, во-первых, и положение адвоката, выигравшего процесс, во-вторых. Взыскание издержек - следствие его победы. Развитие его победы. И вознаграждение. И наконец, казнь зла: издержки перекладываются на бесчестнейшего буржуа, на лицо действительно виновное.