Моя заочная учеба в университете параллельно с работой и лечением проходила успешно, но всегда оставалось маловато времени для сна. Мысленно представлял: закончу учиться и вдоволь отосплюсь. После окончания пятого курса предстояло выбрать тему для дипломной работы по одному из предметов обучения. Для меня таким предметом, связанным с практической работой, было советское уголовное право. Чтобы ни у кого не вызывало сомнения, что дипломная работа написана самостоятельно, мною на кафедре уголовного права и процесса была предложена тема: «Борьба с хищениями социалистической собственности в городе Торез Донецкой области» (на материалах работы правоохранительных органов МВД, прокуратуры, суда, партийных и советских органов, общественных организаций, народного контроля с критическим анализом их деятельности). В практике обучения подобной темы дипломной работы не было. После обсуждения руководство кафедры согласилось и закрепило за мной эту тему, назначив руководителя — доцента А. Т. Гужина, подсказавшего мне примерный план работы и ее оформление.
В соответствии с законом в конце 1965 года мне предоставили четырехмесячный оплачиваемый отпуск для подготовки и сдачи госэкзаменов, написания и защиты дипломной работы. В это время дополнительная нагрузка по следственной работе в ГОВД легла на других следователей и начальника следственного отделения В. Г. Чернова. Но и мне пришлось не меньше попотеть при подборе, изучении, критическом анализе материалов работы всех правоохранительных органов, общественных организаций Тореза по борьбе с хищением соцсобственности за последние пять лет — по каждому разделу плана и во время написания по ним дипломной работы. Материалы подбирались только в отношении должностных и материально ответственных лиц, совершивших хищение социалистической собственности с использованием своего служебного положения.
Объем дипломной работы составил сто семь страниц машинописного текста и девять страниц со списком литературы, нормативно-правовых актов и практических материалов. Эпиграфом к работе взял слова пламенного революционера и борца за благо простого трудового народа Ф. Э. Дзержинского: «Где бы негодяй ни сидел: в кабинете ли, за зеленым столом или в сторожевой будке, он будет извлечен и предстанет перед судом». В работе использовал некоторые первоисточники классиков марксизма-ленинизма. Например, указание К. Маркса в «Критике готской программы», что социализм как низшая фаза коммунизма «во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном сохраняет еще родимые пятна старого общества, из которого оно вышло». Отношение В. И. Ленина к антиобщественным элементам: «Богатые и жулики — две стороны одной медали, это два главные разряда паразитов, вскормленных капитализмом, это главные враги социализма, этих врагов надо взять под особый надзор всего населения, с ними надо расправляться, при малейшем нарушении ими правил и законов социалистического общества, беспощадно». И другие. Работа включила в себя введение, главу теоретического рассмотрения состава данного преступления и главу с примерами и критическим анализом работы в городе по борьбе с хищениями соцсобственности.
Рецензию на дипломную работу с оценкой «хорошо» дал член президиума Ростовского областного суда Ткаченко. Перед государственной комиссией работу защитил в марте 1966 года с оценкой «хорошо». По моей просьбе руководство кафедры в порядке исключения разрешило мне защищать работу без написания реферата, ограничившись планом выступления. Меня предупредили, что во время защиты перед госкомиссией можно растеряться и не ответить на вопросы. Я ответил: «Если сам писал работу осмысленно, то и на все вопросы смогу ответить убедительно». Очень не хотелось тратить попусту время для написания реферата. Кроме того, не нравилось выступать перед аудиторией, читая заранее написанный текст. Такие выступления большинство присутствовавших обычно не слушают, разговаривают между собой или уходят. Мне всегда в таких случаях приходили на память слова из указа царя Петра Первого: «Отныне господам сенаторам говорить не по писанному, а своими словами, дабы дурь каждого всякому видна была». Мои выступления на собраниях, с лекциями в коллективах трудящихся, в школах, в организациях проходили без бумажек, путем непосредственного общения со слушателями. Поэтому всегда слушали внимательно при полной тишине.
В апреле сдал государственные экзамены по истории КПСС, гражданскому праву и уголовному праву — все с оценкой «хорошо». Решением Государственной экзаменационной комиссии от 19 апреля 1966 г. мне присвоена квалификация «юрист» и выдан диплом.
Закончился напряженный шестилетний период моей жизни, давший мне не только хорошую теоретическую правовую подготовку, но и приличный опыт практической следственной работы. Количество дел в производстве не уменьшалось, особо расслабляться не проходилось. Преступный мир не позволял.
Одно из преступлений сыграло судьбоносную роль в моей дальнейшей семейной жизни. Молодой парень, которому только исполнилось восемнадцать лет, сожительствовал с сорокалетней незамужней женщиной. Однажды он приревновал ее к другому мужчине и в порыве гнева ударил ее кухонным ножом в область живота, причинив тяжкое проникающее ранение. За это предусматривалось наказание от двух до восьми лет лишения свободы. Его арестовали, а женщина после операции продолжила лечение в городской больнице. При допросе парень откровенно сказал, что очень любит ее, хотя она в два раза старше его и другим не нравится ее внешний вид, что сожалеет о своем поступке и просит у нее прощения, хочет жить только с ней. В его искренности сомнения не было. Сердцу не прикажешь, кого любить. Вспомнились слова Добролюбова из произведения «Луч света в темном царстве»: «Полюбится сатана лучше ясного сокола». Как выяснилось, женщина с парнем жила только по его настойчивой просьбе, хотя душевных чувств к нему не имела, а перед другими людьми чувствовала себя неудобно из-за большой разницы в возрасте. В его сердечных чувствах к ней не сомневалась, прощает за причиненное ранение и будет просить суд строго не наказывать парня.
Дальнейшую их судьбу не знаю, а со своей судьбой в то время встретился в горбольнице, когда прибыл допросить потерпевшую женщину. Меня встретила дежурная медицинская сестра лет двадцати трех — двадцати пяти, среднего роста, с голубыми глазами, в чистом белоснежном халате и таком же белом головном уборе. При встрече у меня появилось к ней внезапное чувство, как к близкому и родному человеку. Наши взгляды встретились. Она в нерешительности остановилась. Впоследствии она сказала, что у нее тогда возникло ощущение, что внезапно встретила давно знакомого родного человека, и это чувство ее не покидало. Меня тоже. Это была взаимная любовь с первого взгляда. После допроса потерпевшей мы о чём-то разговаривали и познакомились. Медсестра Галина Николаевна Кузьменко (девичья фамилия Крылова), 24 июля 1941 года рождения. Потом нам довелось еще встречаться и разговаривать, ближе познакомиться и сказать друг другу о взаимных чувствах. Узнав о моем туберкулезе, Галина стала с еще большей теплотой относиться ко мне, убеждая как медработник, что ничего опасного в этом нет, всё будет хорошо. Стало понятно, что, кроме родителей, кому-то еще нужен.
Скрывать от Раи своих чувств к другой женщине не стал, не в моем это характере. В мае 1966 года вечером сказал об этом Рае. Она сразу же ответила: «Ну и убирайся к ней». Я сложил в чемодан свою одежду, привязал его к старенькому велосипеду и по полевым дорогам пешим ходом ушел домой к родителям. Шел всю ночь. Отец и мать удивились моему появлению на рассвете. От моих пояснений ухода от семьи у них возникло двоякое чувство. Между ними и Раей были холодные, недоброжелательные взаимоотношения. Они знали о натянутых взаимоотношениях и между нами. С другой стороны, им было жалко внуков Петю и Вову, оставшихся со своей матерью. Своих детей мне еще больше жалко, но после обдумывания был убежден: что для них хуже жить со своими родителями, если между ними нет душевных чувств, возникают постоянные трения. Скрывать это в дальнейшем станет невозможно и только отрицательно повлияет на их воспитание и жизненный путь. Кроме того, родители в связи с возрастом и состоянием здоровья должны жить со мной, но недопустимо соединять их с Раей и создавать постоянные скандалы в семье с нервозным воздействием на каждого члена нашей семьи. Поэтому мое решение об уходе от Раи твердое и окончательное. В правильности этого шага никогда не сомневался. Дальнейшее поведение и поступки Раи посеяли сомнения относительности искренности о ранее заявленных душевных чувствах. Возможно, это ее личные, как индивида, особенности проявления этих чувств, непонятные мне и поэтому воспринимаемые как чужеродные. Оценить их может каждый исходя из личных взглядов на жизнь. О некоторых ее поступках скажу сразу.
По рекомендации врачей летом 1966 года оформлял перевод на работу в УВД Крымской области. Узнав об этом, Рая приехала в Крым и заявила руководству следственного отдела УВД области, что она не станет возражать против моего перевода, если я возвращусь к ней жить. Не знаю, что именно она тогда говорила обо мне, но после беседы с ней руководство следотдела по телефону связывалось с начальником Торезского ГОВД А. П. Алексеевым и наводило справки обо мне. Алексеев дал мне объективную характеристику и заявил, что в любое время я могу возвратиться к ним на свою прежнюю работу старшим следователем. Одновременно он информировал о родственниках Раи, о правонарушениях ее двоюродных братьев. Мне известно только одно нарушение, за которое ее двоюродного брата арестовали на пятнадцать суток. Родственники Раи возмущались, что я не защитил его. Но у меня и мысли не было защищать хулигана, тем более родственника.
Меня оставили работать в Крыму, предложив решить семейный вопрос в соответствии с законом. Но Рая не дала согласия на развод. Нарсуд отложил наше дело и установил срок для примирения. По истечении этого срока суд вынес решение о расторжении нашего брака.
Вопрос о разделе имущества не возникал. Кроме своей одежды, я ничего из квартиры не взял. Согласия на продажу дома Рая не дала, поэтому я дал ей доверенность на его продажу, а в письме написал, чтобы вырученные деньги она отдала детям Пете и Вове, чтобы после окончания школы продолжили учебу в вузе или техникуме. Когда я забрал родителей к себе в Крым, Рая продала наш дом на шахте № 4–9, но все деньги потратила на туристическую путевку за границу. Но меня не это тронуло. Она соврала детям, а потом и их женам, сказав, что дом продал я и все деньги забрал себе. Впоследствии, уже в восьмидесятых годах, ко мне приезжала теща Пети взять у меня деньги для детей. У нас никогда накоплений не было, жили от получки до получки. Вероятно, она мне не поверила, что все вырученные за дом деньги забрала Рая. Спустя двадцать лет ее дочь (жена Пети) с двумя детьми по приглашению приехала к нам летом на отдых. Снова затронула вопрос о наших прежних взаимоотношениях с Раей, а перед отъездом нашему зятю сказала, что я при расторжении первого брака ограбил своих детей. Высказала и другие неприятные слова с нецензурной бранью в мой адрес. Удивительно, но со мной она всегда разговаривала любезно. Зять потом сказал, что только выслушал, но ни одному ее слову не поверил. Мне до настоящего времени непонятна цель этого вранья.
После ухода из семьи я ежемесячно высылал Рае почтовыми переводами третью часть своей зарплаты для детей до их совершеннолетия. Сначала, при окладе девяносто рублей высылал ей по тридцать рублей, а после увеличения зарплаты до ста двадцати рублей — по сорок рублей. Но вскоре от Раи в УВД Крыма поступило письмо. Она обвиняла меня во взяточничестве. По ее соображению, после высылки ей денег я никак не мог содержать свою вторую семью и родителей, у которых колхозная пенсия по двадцать рублей в месяц, хотя знала, что я не способен на взятки и другие противозаконные поступки. В письме она поставила мне в вину, что я не ем мясной пищи, поэтому уклонился от службы в армии, а пошел работать в милицию.
Чтобы помешать моему браку с Галиной, Рая встречалась с ее первым мужем Валентином и уговаривала помешать нашему браку. Но он благоразумно дал согласие на развод, не препятствовал образованию нашей семьи и женился на другой женщине, тоже Галине. При расторжении его брака имущественные вопросы не возникали. Галина оставила ему двухкомнатную квартиру в центре Тореза со всей обстановкой, с собой взяла только свою одежду, вещи дочери Ирины (29 декабря 1961 года рождения) и некоторое постельное белье. В дальнейшем между нашими семьями установились нормальные отношения. Думаю, Валентин понимал, что без взаимных душевных чувств не может быть нормальной семьи. Не нужно связывать себя семейными узами, чтобы удовлетворить заявленные чувства и желание другой стороны, даже из чувства жалости к ней. Впоследствии это будет хуже для всех. Рано или поздно встретится человек со взаимными душевными чувствами, и разрыв семьи неизбежен, как случилось и с нашими первыми браками. В полном смысле этого слова наши прежние семьи оказались бракованными и поэтому распались. Бессмысленно склеивать их заново. Неразумно причинять зло новой семье и ее детям. Зло всегда с большей силой возвращается к его создателю. Жизнь подтверждает это.
Глава 13
Июль 1966 года — осень 1971 года. Работаю следователем в Крыму. Трудовые семейные будни. Решаю трудный квартирный вопрос
В Крыму первоначально в июле 1966 года меня направили работать следователем в Красногвардейский РОВД. С чемоданом поселился в частной квартире, где бывал только ночью. Всё остальное время занимала работа при изнурительной сорокоградусной жаре степного сельскохозяйственного района. За мной в Красногвардейское последовала и Галина с дочерью Ириной. Они устроились на другой частной квартире, у стариков, которые вскоре к ним стали относиться как к очень близким детям. Галина (я стал называть ее Гала) поступила на работу фельдшером скорой медицинской помощи райбольницы. Скромным прожиточным минимумом мы обеспечены. Работали в полную силу. Брака в работе не было, поэтому и претензий к нам не было. Прокурором района работал грамотный юрист Валентин Константинович Белогуров. С ним легко на законном основании можно было решить любой вопрос, касающийся следствия и требующий согласования с ним. Впоследствии его перевели заместителем прокурора Крымской области.
На некоторых уголовных делах этого района можно коротко остановиться. В винограднике колхоза-миллионера «Дружба народов» обнаружили труп местного жителя. Возле него лежали бутылка из-под водки и остатки закуски. По следу на его одежде сразу стало ясно, что на него совершил наезд трактор, производивший междурядную обработку виноградника. На место происшествия доставили тракториста с трактором. Он убедился, что совершил наезд на человека, но не видел этого. Сразу же на предмет видимости произвели следственный эксперимент, во время которого зафиксировали в шести метрах перед местом нахождения трупа возвышение почвы. При наезде на это возвышение видимость из кабины трактора на уровне глаз трактора составляла одиннадцать метров и дальше, а местонахождения погибшего не было видно. Это основное следственное действие полностью сняло вину с тракториста. Дело прекратили за отсутствием в его действиях состава преступления. Виноват был сам погибший: с «зеленым змием» (водкой) уединился и уснул в неподходящем месте. Это станет уроком для других. К сожалению, подобных случаев очень много в нашей жизни и в следственной практике.
Так, с этим «змием» связался тракторист, который в 2 часа 4 сентября 1966 года из села Тюбей Джанкойского района на гусеничном тракторе Т-74 приехал к общежитию в село Калинино Красногвардейского района. Когда его не пустили в общежитие, он на тракторе заехал на крыльцо общежития, разворотил гусеницами бетонированные ступеньки и площадку, совершил другие злостные хулиганские действия, за которые его арестовали и приговорили к лишению свободы.
Нередко алкогольный дурман опутывает группы людей, как это произошло ночью 28 июля 1966 года в парке поселка Красногвардейское после окончания танцев, на которых присутствовала группа армянских строителей-шабашников в нетрезвом состоянии. Четверо из этой группы затеяли драку с местными ребятами, причинили им разной степени тяжести телесные повреждения, в том числе и ножевое ранение. Сложность расследования этого дерзкого хулиганства заключалась в том, что потерпевшие и свидетели не знали зачинщиков драки, а каждый из них отрицал свою причастность к ней. Только благодаря феноменальной зрительной памяти одной девушки-свидетельницы удалось установить всех четырех армян-хулиганов. При допросе она заявила, что из группы армян может опознать четырех зачинщиков драки. У меня возникла мысль провести групповое опознание, которого ни процессуальный закон, ни следственная практика не предусматривали. УПК требовал, чтобы лицо предъявлялось на опознание в числе не менее двух посторонних лиц, примерно одинаковых по возрасту, росту, телосложению и другим приметам. Следовательно, чтобы выполнить требование процессуального закона, четырех подозреваемых надо предъявлять на опознание в числе не менее восьми посторонних лиц армянской национальности. С моим предложением согласился прокурор В. К. Белогуров. Сотрудники уголовного розыска оперативно выполнили мое поручение. В селах установили бригады армян-строителей, отобрали из них нужных восемь человек и доставили в РОВД. В большом кабинете они встали в ряд, а подозреваемые по своему выбору заняли места между ними. Стояло двенадцать человек, на первый взгляд похожих между собой, и отдельно — двое понятых. У меня возникла скрытая растерянность и сомнение, сможет ли свидетельница в этой большой группе армян опознать виновных, не растеряется ли она. Но отступать уже было некуда. Всем присутствующим разъяснили их процессуальные права и обязанности, после чего в кабинет пригласили девушку-свидетеля. Она была предупреждена об уголовной ответственности за дачу ложных показаний во время опознания, после чего предложили ей внимательно осмотреть стоящих двенадцать человек армянской национальности и сказать, есть ли среди них те, кого она видела в парке как зачинщиков драки. Девушка внимательно осмотрела всех и сразу же, без колебаний, с полной уверенностью показала на четырех подозреваемых и заявила, что именно они затеяли драку в парке ночью 28 июля. Опознанные не возражали против ее заявления. Другие свидетели и потерпевшие подтвердили отдельные моменты их вины. Они были арестованы, осуждены и дальнейшие строительные работы выполняли в местах лишения свободы, в назидание другим драчунам.