Работаю участковым уполномоченным милиции на спаренном участке села Рассыпное. Новый период моего трудового и жизненного пути. Борьба с преступностью и другими правонарушениями

Начальник Шахтерского РОВД согласился принять меня на работу участковым уполномоченным милиции и направил в УВД Сталинского облисполкома для прохождения медицинской комиссии и оформления. Пока проверяли меня и моих родителей и родственников, о моем оформлении на работу в милицию узнали руководители шахты и районных партийных и советских органов. Они воздействовали на руководство РОВД и сделали все, чтобы я не работал в милиции района. Будучи в подчинении райкома партии и райисполкома, начальник милиции не мог противостоять их указанию. Властные чиновники в очередной раз показали свое подлинное лицо. Они принимают все меры, чтобы защитить себя от разоблачения. И всё же их одолевает страх, жить под которым очень неприятно и неуютно. Мне пришлось обратиться к начальнику соседнего Чистяковского ГОВД майору милиции (в то время) Анатолию Петровичу Алексееву. О нем у меня навсегда остались в памяти самые добрые воспоминания как о честном, порядочном, культурном и требовательном руководителе-профессионале. Он меня внимательно выслушал, по телефону переговорил с начальником Шахтерского РОВД, с отделом кадров УВД области, сказал, что все документы на меня уже готовы, в полном порядке, и я могу приступать к работе участковым уполномоченным милиции на спаренном участке села Рассыпное в трех километрах от шахты № 4–9, то есть от нашего дома. Мне было сравнительно близко ходить на работу ежедневно.

В ноябре (приказ от 12 ноября) 1960 года приступил к работе. Начался новый период моего трудового и жизненного пути, почти тридцатилетний период борьбы с отвратительным явлением в человеческом обществе — преступностью и другими правонарушениями, с одновременной, не менее важной, кропотливой работой по их предупреждению и профилактике.

Первый мой наставник в милицейской работе — участковый уполномоченный младший лейтенант милиции Станислав Козик. За ним был закреплен участок села Рассыпное, где проживали и работали сельские труженики и рабочие железнодорожной станции. Второй участок села, где проживали и работали шахтеры Рассыпнянского шахтоуправления (из двух шахт) треста «Чистяковантрацит», закрепили за мной. Моего предшественника, участкового милиции, до моего назначения уволили из органов внутренних дел за злоупотребление спиртными напитками и компрометацию милиции.

Мой участок более бойкий, сложный и неблагополучный по правонарушениям. Тут находился дом культуры и стадион со спортивными сооружениями, магазины и пивные ларьки. Возле них часто возникали драки между подвыпившими рабочими шахты. Поэтому днем и до поздней ночи мы ежедневно вдвоем находились на моем участке. На работу уходило по двенадцать — четырнадцать часов в сутки. И всё это время снова, как и в шахте, в основном без еды. Малая зарплата участкового — восемьсот пятьдесят рублей в месяц не позволяла обедать в столовой.

Чаще всего приходилось заниматься пресечением драк и самогоноварения. Уговоры на пьяную публику не действовали. Приходилось на дебоширов оформлять материалы за мелкое хулиганство и через суд подвергать аресту до пятнадцати суток.

Самогонщиков часто выдавали женщины, мужья которых покупали у них самогон, напивались и устраивали дома дебоши. Некоторые получали отравление от самогона, изготовленного из разной гадости, гробили свое здоровье. Вред от самогоноварения очевиден, поэтому необходима бескомпромиссная борьба с ним, что мы и делали.

В торговле, как всегда, много нарушений: завышение цен на товары, обсчет покупателей, укрытие дефицитных товаров. Это вызывало обоснованное недовольство населения, требовало выявления и пресечения таких фактов. Долго ждать не пришлось. Один из покупателей сообщил мне, что в продмаге продают горилку перцовую по завышенной цене. При проверке это подтвердилось. С понятыми составлены необходимые документы. На их основании дознавателем милиции возбуждено уголовное дело; заведующий магазина привечен к уголовной ответственности и осужден.

Постоянные наступательные мероприятия против правонарушителей были замечены и приветствовались большинством жителей Рассыпного. К нарушителям меры принимались в соответствии с законом, невзирая на занимаемую должность. Для меня это норма в работе, а для многих — непривычное явление. Вероятно, поэтому быстро узнали все жители села примечательный факт: днем на дороге центральной улицы села, огражденной дорожными знаками, запрещающими движение автотранспорта, остановлен автомобиль начальника шахтоуправления. В присутствии пешеходов мною водитель строго предупрежден, что в следующий раз будет наказан за нарушение правил дорожного движения, а находившемуся в салоне автомобиля начальнику шахтоуправления дан совет подавать личный пример в соблюдении правопорядка. Потом мне сказали, что раньше к ним никто не предъявлял таких требований, наоборот, все считались с мнением начальника шахтоуправления и не перечили ему. Для меня всегда было чуждо преклоняться перед чиновниками-руководителями, какой бы пост они ни занимали, тем более если они — нарушители закона. В этом случае начальник шахтоуправления проявил уважение к справедливому замечанию и не допускал нарушений правил дорожного движения. Только справедливые и законные требования ко всем без исключения поднимают авторитет милиции и других правоохранительных органов и вызывают уважение к их сотрудникам со стороны простого народа.

Весной 1961 года для меня наступило очередное серьезное испытание. Еще зимой, после первой успешно сданной экзаменационной сессии учебы в университете, у меня появилась слабость и сильная потливость по ночам во время сна. При проверке врач-рентгенолог сказала: «Что же, молодой человек, вы так себя запустили, так поздно обратились. У вас в верхней части левого легкого каверна размером три на четыре сантиметра. Это открытая форма туберкулеза. Надо немедленно сдавать анализы мокроты, крови, мочи для лабораторного исследования и ложиться на стационарное лечение». От такого неожиданного известия у меня выступил пот, лицо стало очень бледным. В полной растерянности я не знал, что делать дальше. Первое время чувствовал себя обреченным. С детских лет в моем сознании осталось понятие, что туберкулез неизлечим и больные долго не живут. С этими мыслями проходил несколько дней. Но с жизнью не хотелось расставаться в таком возрасте, и родителей жалко было оставлять без помощи. На Раю надежды не было; взаимоотношения наши не улучшались. Да и на свою зарплату она с трудом могла содержать только двоих наших детей.

Спасительным камушком для меня стало желание самому детально изучить коварную болезнь и при малейшей возможности победить ее. Надо побороть упадническое настроение, мобилизовать силу воли, вселить в себя веру в лучшее и действовать. Справедливы слова: «Самая большая победа — это победа над самим собой!» Если победишь себя, победишь и болезнь. Вера и надежда не должны покидать человека. Такие вера и надежда постоянно жили во мне. Благодаря этому удалось навсегда победить и туберкулез, и другие болезни и жизненные неприятности.

Изучив приобретенную медицинскую литературу и книги о народных средствах лечения, я понял саму болезнь, ее возникновение, развитие и методы лечения: терапевтические, хирургические и народные. Стало понятно: «Не так страшен черт, как его малюют». Кропотливым, настойчивым трудом от болезни можно избавиться. Такую мою веру твердо поддержал и главный врач районной туберкулезной больницы Лазарь Сидорович Караберов — спокойный человек и хороший профессионал. Больные о нем говорили только добрые слова. В больницу возле лиственного леса села Пойбута, недалеко от Чистяковского горного техникума, меня положили на стационарное лечение. В то время в качестве лечебных препаратов, подавляющих туберкулезную палочку Коха, применялись паск, фтивазид, этиономид. У некоторых больных от больших доз паска выходили из строя почки, и люди умирали. Обычно это происходило у больных, употреблявших спиртные напитки, несовместимые с назначаемыми лекарствами. Врачи категорически запрещали спиртное при лечении туберкулеза.

Помимо паска и фтивазида, мне на левом легком провели искусственный пневмоторакс, то есть закачали воздух между стенками плевры легкого до определенного давления. Этот воздушный пузырь сжимал легкое и сокращал размеры каверны, которая постепенно кальцинировалась и зарубцовывалась. Давление в пузыре поддерживалось подкачкой воздуха через иглу медицинского шприца, вводимую между ребрами два раза в месяц. Эта процедура длилась лет пять, но точной продолжительности теперь не помню. Благодаря советским законам лечение везде проводилось бесплатно до полного выздоровления. При поездке на экзаменационные сессии с выпиской врача из истории болезни я в Ростове-на-Дону заходил в тубдиспансер поликлиники, где мне без каких-либо проблем делали подкачку воздушного пузыря, а при необходимости давали в нужном количестве лекарства. О какой-то плате ни у кого и мысли не было. Теперь же за любое лечение (даже обследование) надо платить. Если у человека нет денег, он обречен, лечить его не будут. Созданная после развала СССР звериная капиталистическая система вытравила вместе с духовностью и святую для каждого медицинского работника клятву Гиппократа. Львиная доля вины в этом не медработников, а государственной системы здравоохранения, оставляющей их месяцами без зарплаты и средств существования, вынуждающая брать деньги с больных за лечение и уход.

Дополнительно я принимал и состав из свежих яиц со скорлупой, залитых для ее растворения лимонным соком, с последующим добавлением в трехлитровую бутыль пол-литра коньяка и килограмма меда. Этот состав принимал перед едой по столовой ложке три раза в день. Врачи не возражали.

В советский период очень серьезно относились к лечению всех болезней, а туберкулеза — особенно. Таких больных год лечили в стационаре с усиленным хорошим питанием. На производстве в этот период за ним сохранялся средний заработок. Ежегодно один-два месяца проводилось санаторное лечение. Путевки выдавались бесплатно. Военнослужащим и работникам милиции на больничном листе разрешалось находиться до четырех месяцев, а потом переходить на группу инвалидности с уходом на пенсию или же продолжать работать. После четырех месяцев в больнице начальник 2-го отделения милиции Деревянко напомнил мне об этом. Посоветовавшись с главным врачом больницы Л. С. Караберовым, я решил продолжать работать в милиции, самостоятельно лечиться, а дважды в месяц в тубдиспансере «поддуваться» и получать лечебные препараты. На мой вопрос, как быть с учебой (кроме работы, это дополнительная большая умственная нагрузка), Лазарь Сидорович ответил: «Продолжай учиться, особо себя не перегружай. Заочнику отличные оценки, чтобы получать стипендию, не нужны, а при своем здоровом образе жизни ты справишься с болезнью и доживешь до глубокой старости». Эти слова очень доброго врача остались в моей памяти навсегда, стали для меня своего рода путеводной звездой, еще больше вселили веру в себя. (В отличие от слов врача-рентгенолога). В слове великая сила. Оно может убить, а может и исцелить человека. Всё зависит от его смысла, кем, когда и как оно сказано. Прежде чем произнести, надо хорошо подумать о последствиях.

Весенний период пребывания в больнице, когда оживает вся природа, способствовал накоплению жизненной силы и оптимистическому настроению. Этому способствовала и спокойная обстановка в больнице. Больных постоянно навещали их родные и родственники, поддерживая их морально. Меня периодически проведывала Рая в свои выходные дни и сообщала домашнюю обстановку.

С радостным восторгом и большой гордостью за нашу Советскую страну восприняли все сообщение 12 апреля 1961 года о полете в космос первого в мире советского человека Юрия Алексеевича Гагарина. Это свидетельствовало о высоком уровне развития науки и техники в СССР. Теперь полеты людей в космос — обычное явление, а в то время это было чудом.

После возвращения из больницы домой успокоил родителей, убедив их, что туберкулез излечим и для меня уже не опасен. Мать и отец мне сказали, что разговаривали обо мне с Раей. Она грубо сказала: «Что вы носитесь со своим Пашей, кому он теперь нужен». Обидно слышать такие слова. Запомнились они мне навсегда и всегда всплывали в памяти при конфликтах в семье. Но о них никогда не говорил Рае, чтобы не осложнять еще больше наши отношения.

Немного поработав, получил вызов на летнюю экзаменационную сессию за первый курс учебы и автобусом выехал в Ростов-на-Дону. Экзамены сдал нормально и переведен на второй курс. Первые два курса оказались самыми трудными в учебе. Не все студенты справлялись с учебной программой и поэтому оставляли учебу. Некоторые студенты брали у старшекурсников контрольные и курсовые работы, переписывали их и отсылали в университет под своей фамилией. У меня не было желания так поступать. Интересно было хорошо изучить заданную тему и самому написать работу по каждому предмету. Знания оставались навсегда. Двое студентов из нашей группы никогда с группой не сдавали экзамены и зачеты. Делали это всегда окольными путями — платили за оценки, а никаких знаний у них не было. В конечном счете из них получились не профессиональные юристы, а дипломированные дураки. С одним из них мне впоследствии довелось работать в следственном отделении Торезского ГОВД. Из-за отсутствия знаний уголовного и уголовно-процессуального кодексов и других законодательных актов он по каждому пустяку с вопросами обращался к другим следователям. Пришлось напомнить ему, как он сдавал экзамены, не имея знаний. Вскоре он понял, что работа следователя ему не под силу, и уволился из органов внутренних дел. Правильно сделал. Таким не место в органах правопорядка.

После года работы мне присвоили первое офицерское звание — младший лейтенант милиции. Мой напарник, участковый Козик, имел такое же звание. После окончания второго курса университета, руководство горотдела милиции в июле 1962 года предложило мне перейти на следственную работу — оперативным уполномоченным дознания второго отделения милиции на территории поселка шахты «Красная звезда». Я согласился. В то время в органах внутренних дел еще не было следственных подразделений (они образованы год спустя — в июле 1963 года), а органы дознания расследовали кражи, грабежи, разбои; мошенничества против личного, государственного и общественного имущества; хищения государственного и общественного имущества; спекуляцию; обманы покупателей, подделки документов; хулиганства, причинение средней тяжести (менее тяжких) и тяжких телесных повреждений; содержание притонов разврата и сводничества, распространение порнографии; уклонение от уплаты алиментов; самогоноварение; дорожно-транспортные происшествия и другие, составлявшие подавляющее большинство совершаемых преступлений в стране. Другие виды преступлений в зависимости от подследственности, установленной уголовно-процессуальным законодательством, расследовались следователями прокуратуры, КГБ и военной прокуратуры. Впоследствии следователям органов внутренних дел передали для расследования дела о преступлениях, совершенных несовершеннолетними, и о должностных преступлениях, связанных с хищениями социалистической собственности. Прокуратура имела право принять к своему производству и расследовать любое уголовное дело, но она этим себя не утруждала. У следователей ОВД одновременно в производстве было по двадцать-тридцать и больше уголовных дел. Некоторые следователи (особенно молодые) не выдерживали такой огромной нагрузки и ежедневной работы по десять-пятнадцать часов и переходили в другую службу или увольнялись.