Книги

Записки прижизненно реабилитированного

22
18
20
22
24
26
28
30

Звонок слышала Анастасия Ивановна. Она сказала:

— Доченька, я ухожу по делам. Будь умницей.

Василий пришел позднее, чем ожидалось. Его вид неприятно поразил Татьяну. Студент сгорбился и осунулся. На лице застыла жалкая улыбка. Взгляд был потухшим. Она не находила в себе прежней любви к этому потерявшему силу человеку.

— Ты провалился на экзамене? — с кажущимся безразличием спросила балерина.

— Нет, Танюша, наоборот. На устном экзамене по литературе, который был вчера, у меня «отлично». За сочинение тоже «отлично». Всего четыре пятерки, итого двадцать очков. Директор подтвердил, что меня берут в институт. С первого сентября я студент-медик!

Татьяна молчала. В голове вертелось: «Какое несчастье!»

Василий продолжал упавшим голосом:

— Таня, у нас на потоке всего два человека сдали все экзамены на «отлично». Это нелегко. Для меня особенно трудным был вчерашний устный экзамен по литературе. Хочешь, расскажу, как я отвечал?

— Нашел чем гордиться! Зубрить ученический курс — это не занятие для мужчины! — ответила балерина с раздражением и подумала: «Я мучаюсь, а он бахвалится!»

Василий почувствовал враждебность в ответе, но не знал, как смягчить балерину. Он устал. Сил на трудный разговор у него не было. Больше всего хотелось склонить свою голову к ней на колени и услышать «мальчик мой маленький» или еще что-то такое же нежное. Чтобы делать хоть что-то, он произнес, понимая всю ненужность своих слов:

— Отличная сдача экзаменов поощряется. Мне полагается повышенная стипендия.

Татьяна молчала. Она готовила свой ответ. Он был жестким и решительным. Туда входило все наболевшее: упреки, обида и требование бросить медицинский институт. Ее вывел из задумчивости призыв студента:

— Таня, иди ко мне! Разве тебе плохо со мной? — Он просил, умолял и надеялся разом покончить с отчуждением.

Василий обнял Татьяну и привлек к себе. Балерина на секунду поддалась его порыву, но тут же окаменела. Она поняла грозившую ей опасность:

«Сейчас тело охватит сладкая слабость и начнут подгибаться колени. Я забуду обо всем на свете. Вася поднимет меня на руки и понесет к кровати. Наступит минута счастья. За нее можно все отдать! Но потом он станет холодным и далеким, а я останусь одна со своим горем. Его нельзя будет ни в чем убедить. Передо мной встанет стена молчания и равнодушия. Нет! Этому не бывать!» — Татьяна вырвалась из объятий Василия.

— Таня! Что с тобой? — воскликнул студент, обескураженный ответом балерины на ласку. — Улыбнись, моя хорошая!

— Чему мне улыбаться? Твоей повышенной стипендии? — машинально сказала Татьяна. Ответ был оскорбительным, но балерина не думала о его смысле. Она говорила только для того, чтобы выиграть время. Татьяна растеряла слова, которые приготовила для Василия, и не знала, с чего начать. Они вертелись в сознании, но не складывались во фразы.

Происшедшее больно ранило Иголкина. Он вспомнил о другом времени. Ожили картины их встречи в вагоне и сказочное путешествие в Звенигород. Захотелось вернуть безграничное и заполняющее всю душу счастье и непоколебимую веру в таинственно-прекрасное, к огням которого летел их поезд.

— Таня, собирайся! Мы едем в Звенигород! — сказал Василий нежно и решительно.

Балерина радостно встрепенулась. Она узнала своего Василия. Вспомнились синие лесные дали и прозрачная река, журчащая на перекате. Как и тогда, она стояла по пояс в чистой воде. Сверху смотрели холмы Звенигорода. Хотелось окунуться и плыть, но сдерживал страх перед холодом. Прозвучал талое студента: «Не бойся, Танюша. Страшно только решиться. Холодно будет всего одно мгновение, а потом станет хорошо. Окунись и плыви. Ну!»