— Василий Павлович, мне не только непонятна ваша позиция, но, откровенно скажу, она мне неприятна.

А про себя подумал: «До чего же ты обнаглел, ведущий научный сотрудник, хамишь руководителю рангов на пять-шесть выше твоего!»

Но я прекрасно понимал: если не покажу, что беззащитных слабаков среди нас нет, мы получим жуткий акт и клеймо расхитителей государственных денег со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому продолжил:

— Вы, конечно, знаете, Василий Павлович, что диоксановая технология получения изопрена продана румынам за огромные деньги, причем они заплатили не рублями, а твердой валютой. (Слова «доллар» мы тогда еще не знали, говорили «твердая валюта».) Ведь лицензии продают через Комитет по науке и технике, и вы, несомненно, осведомлены, что румынская сторона обратилась к СССР с просьбой продать им усовершенствования, внедренные в процессе, то есть речь идет об изобретениях, которые с упорством, достойным лучшего применения, охаивает Наталья Николаевна. Румыны предложили купить лицензию на усовершенствование технологии за сумму около трех с половиной миллионов долларов. Мы посчитали, что на эти деньги можно приобрести семь миллионов одноразовых шприцов.

С началом перестройки советский народ узнал, что во всем цивилизованном мире шприцы после использования не кипятят по двадцать минут, а используют одноразовые. Сделал укол — и выбросил: это исключает опасность заражения больных. В прессе все ругали наше государство за то, что оно не закупает одноразовые шприцы, так что тема была важной. Я, конечно, не знал, сколько румыны предложили нашей стране за изобретения, — такие разговоры в присутствии ученых тогда не велись: собственником изобретений по закону являлось государство, а не изобретатели. Но мне нужно было заставить Крылова понять, что мы — не беззащитная боксерская груша и сможем опорочить его действия как де-факто председателя комиссии не хуже Летовой.

Поэтому, хотя мне было неприятно это делать, я добавил:

— Назовем вещи своими именами. Сначала Наталья Николаевна похищает эти документы, а потом подвергает их опасности, транспортируя запрещенным законом способом, что делает возможным попадание этих ценных бумаг в чужие недружественные руки. По какому праву она это делает, Павел Васильевич? Или Комитету по науке и технике безразлично, будет продана лицензия за рубеж или нет, получит страна деньги или нет?

Когда Василий Павлович в ответ на мою тираду снова попытался сказать, что это вопрос институтский, я сказал:

— Василий Павлович, а у меня к вам вопрос как к члену партии.

— Да-да, конечно! — поспешил откликнуться Крылов.

— Я прошу вас дать партийную оценку поступку Натальи Николаевны. Допустимо ли для коммуниста выкрадывать из института секретную информацию? Кстати, чтобы не терять время на поиски, дайте мне, пожалуйста, телефон сотрудника КПК при ЦК КПСС, ведущего это дело. Я хочу попасть к нему на прием и объяснить, какие дела наш «борец за правду» творит, прикрываясь авторитетом высокого органа, и как ко всему этому безобразно относятся некоторые члены комиссии.

— Аркадий Самуилович, о чем вы говорите?! Конечно, то, что сделала Наталья Николаевна, недопустимо и требует немедленной реакции руководства вашего института, то есть в месте, где противоправное действие было совершено. Уголовный кодекс, кажется, этому нас учит. Кстати, вы просили телефон сотрудника КПК при ЦК КПСС. Вот, пожалуйста. — Он протянул мне бумажку с номером телефона, а также именем, отчеством и фамилией. — Это заместитель начальника отдела химии ЦК КПК, он ведет ваше дело.

Судя по ласковому тону, которым говорил со мной Крылов, он решил, что мы с Тульчинским для него так же опасны, как и Летова.

— Так, товарищи, все это печально, но нам нужно работать дальше. — Крылов явно хотел поскорее закончить обсуждение вопроса о нарушении режима секретности.

Я же решил поступать как в шахматной игре: если завладел инициативой, старайся ее не упускать:

— Василий Павлович, я хотел бы поговорить о научном аспекте нашего спора с Натальей Николаевной, пользуясь тем, что в составе комиссии есть два прекрасных химика — доктор химических наук Валерий Кузьмич Дуплякин и кандидат химических наук и, как я слышал, без пяти минут доктор наук Евгений Викторович Сливинский — ведущие специалисты в области органической химии и катализа. Поэтому давайте раз и навсегда поставим точку в нашем затянувшемся споре с Натальей Николаевной о возможности улучшить показатели процесса при наличии в сырье добавки. Наталья Николаевна голословно утверждает, что добавка никак не влияет на процесс. Но она же не специалист ни в области катализа, ни в органической химии, всю жизнь занималась ректификацией, вот и не поняла, почему добавка улучшает показатели процесса. Если бы, засомневавшись в изобретении, она пришла ко мне, я бы ей объяснил, в чем дело, и вопрос был бы исчерпан. Но ведь ей не нужна истина, ее цель — опорочить авторов, используя при этом авторитет КПК при ЦК КПСС. Поэтому, вместо того чтобы заниматься делом на работе, мы находимся здесь и тратим на прихоти Натальи Николаевны государственные деньги.

Теперь о сути вопроса. Валерий Кузьмич, вы не возражаете против утверждения, что обработка фосфорной кислотой кальций-фосфатного катализатора приводит к увеличению выхода изопрена?

Дуплякин и Сливинский, не сговариваясь, хором ответили:

— Да, не возражаю.

— Наталья Николаевна, думаю, вы тоже не станете возражать против многократно описанного в литературе факта?