Когда нам стало известно, что в ближайшее время в Нижнекамске начнет работать комиссия, созданная по приказу КПК, я полетел в командировку, чтобы обговорить ситуацию с моим другом — директором изопренового завода Эдуардом Авраамовичем Тульчинским. Было очевидно, что нам с ним уготована роль главных защитников авторского коллектива в надвигающейся войне. Забегая вперед, хочу сказать, что ни Эдуард Авраамович, ни начальник техотдела завода Александр Израилевич Кипер, ни генеральный директор предприятия Гаяз Замикович Сахапов, ни начальник патентного отдела Талия Минибаевна Посадская ни разу не упрекнули нас с Баталиным, что мы привезли свою чуму в их дом. Прошло много лет, а я и сейчас вспоминаю этих людей с глубокой благодарностью.

После того как я поведал «радостную» весть Тульчинскому и Киперу, мы бегло просмотрели документы, обосновывающие выплату нам денежного вознаграждения. Вроде все в порядке. Расчет экономического эффекта от внедрения сделан Цыркиным и утвержден всеми министерскими начальниками. Какие могут быть к нам претензии? Акт внедрения изобретения тоже выглядел нормально и был подписан всеми должностными лицами. Вроде бы все. «Пусть приезжают. Нам бояться нечего», — прозвучал наш единогласный вердикт.

Но на душе у меня было неспокойно, о чем я поведал моим друзьям. И вдруг Эдуард Авраамович взорвался:

— Слушай, Аркадий, мы сделали огромную работу, при этом тяжело и напряженно трудились! И, самое главное, достигли прекрасных результатов в реальных заводских условиях. Завод, а значит, и государство получили реальную прибыль, и эффект можно увидеть даже на цеховых хозучетных приборах. Все документы на выплату авторского вознаграждения подписаны руководством нашего предприятия, а затем прошли через все отделы министерства, утверждены начальником главка. Почему мы должны бояться этой ненормальной бабы?! Пускай шлет свои жалобы в любые инстанции. Если у нее есть какие-то вопросы, милости просим на завод: дадим ей спецовку и отведем в цех. Чего не знает — объясним, если она захочет узнать, конечно. А не хочет, пускай пишет дальше, хоть самому Горбачёву. Я ее не боюсь и не собираюсь специально готовиться к визиту комиссии. Мы с тобой будем заниматься дальнейшим снижением себестоимости каучука.

Это был 1986 год, когда начал дуть слабый ветерок перемен, и мы все стали немножечко экономистами.

— Аркадий Самуилович, ты со мной согласен или нет?

Эдуард Авраамович явно ждал моего положительного ответа. При его способности убеждать сказать «нет» было невозможно, и я сказал «да». Сколько раз я потом жалел об этом «да»!

Я подумал: действительно, зачем волноваться? Ведь документы проверены и подписаны квалифицированными специалистами, которые умеют отвечать за свои действия. Решили: пусть к нам едет какая угодно комиссия — мы ни у кого ничего не украли. Результаты сделанного, то есть свидетельство наших заслуг, налицо.

С относительно спокойной душой я полетел домой. На обратном пути заехал в Москву, где случайно встретил начальника патентного отдела нашего министерства Льва Фёдоровича Клименко. Умнейший был человек. Однажды вместе с ним я участвовал в переговорах с французами на предмет покупки у СССР нашего катализатора для получения изопрена. Как всегда на таких переговорах, покупатель хочет получить максимум информации о процессе, не взяв на себя никаких обязательств о последующей покупке лицензии. В таких случаях бывают и срывы, когда продавец достаточно невежливо обвиняет покупателя в недобросовестном ведении переговоров, а проще говоря — в желании получить интеллектуальную собственность продавца не заплатив за нее ни рубля или ни цента. Лев Фёдорович крайне любезно принудил французов согласиться с тем, что для принятия решения о покупке технологии объем данных, который они уже получили, абсолютно достаточен.

Клименко уже был осведомлен о скандале в нашем институте и предстоящем приезде комиссии в Нижнекамск. Хорошо ко мне относясь, он попытался объяснить, что необходимо иметь четкое обоснование каждой буквы в документах, дающих право на выплату авторского вознаграждения. Вместо того чтобы напроситься к нему на прием со всеми бумагами и получить квалифицированную консультацию, я, будучи под влиянием разговора с Тульчинским, начал доказывать нашу неподсудность:

— Ведь у нас же есть огромный экономический эффект, который очевиден в производственных условиях, поэтому есть и заслуги не только перед заводом, но и перед государством.

В ответ Лев Фёдорович как-то странно посмотрел на меня:

— Ну что ж, Аркадий Самуилович, если есть заслуги перед государством, тогда, конечно, вы правы.

И, сославшись на занятость, он распрощался и ушел.

Я только потом сообразил, каким идиотом выглядел в его глазах со своими представлениями о заслугах перед государством. Как поется в песне: «Боже, какими мы были наивными…» Только через много лет я понял, что, если тебя обвиняют в казнокрадстве, все твои заслуги в лучшем случае складируются где-нибудь в укромном уголке, а в худшем — превращаются в ничто. Некоторые знакомые при встрече с тобой начинают страдать близорукостью и пытаются быстрее проскочить мимо, не поздоровавшись. Это правило действовало при старой социалистической системе и действует при нынешней капиталистической.

Хотя комиссии было приказано прибыть в Нижнекамск в течение недели после подписания приказа о ее создании начальником «Главкаучука», она принялась за работу почти через месяц. И я прекрасно понимаю членов комиссии, состоявшей из руководителей среднего звена — начальника техотдела относительно небольшого завода, начальника установки на опытном заводе, старшего научного сотрудника отраслевого института. Они по определению не могли быть высококвалифицированными специалистами в области патентования и оплаты внедренных изобретений. Волей судеб и руководителей нашего главка эти люди оказались между молотом и наковальней. Наталью Николаевну они боялись, так как были наслышаны о ее боевом характере.

За несколько лет до скандала произошло событие не министерского, а союзного масштаба. В один прекрасный день в «Социалистической индустрии», очень известной газете того времени, вышла статья о заместителе министра Миннефтехимпрома, в которой он обвинялся во вхождении в авторские коллективы изобретателей без всяких на то оснований и, что самое главное, — в неуплате партийных взносов с полученных авторских гонораров. Это одно из самых тяжких обвинений, которое могло быть предъявлено советскому руководителю такого уровня. Поэтому замминистра получил партийный выговор и был переведен на работу начальником отдела проектного института, что означало полное фиаско в служебной карьере. Поскольку Немцов и Летова были в состоянии перманентной войны с жестоко наказанным замминистра, им было приписано авторство этой истории со статьей и последующим низвержением большого начальника. Поэтому члены комиссии вполне обоснованно могли считать Наталью Николаевну «молотом». А роль наковальни, естественно, принадлежала «Нижнекамскнефтехиму». Завод вполне справедливо гордился нашей работой, которая получила первую премию на Всесоюзном конкурсе по энергосбережению. Кроме того, кому приятно, если его обвиняют в пособничестве расхитителям казенных денег? Было понятно, что руководство предприятия начнет стойко отбиваться от навета. Так что проскочить между двумя элементами кузнечного оборудования, не получив сильных болевых ощущений, у членов комиссии не было ни малейшего шанса.

И вот началась проверка документов, связанных с выплатой нам авторского вознаграждения. На заводе мы внедрили пять изобретений. Одно из них касалось введения добавки в сырье, используемое для получения изопрена. Как было показано нами в лабораторных условиях, добавка приводила к улучшению показателей процесса получения изопрена. Ознакомившись с нашим изобретением, Наталья Николаевна узнала, что Нижнекамский завод не закупает это вещество. Значит, изобретение не используется, а мы — наглые хапуги, ворующие кровные народные деньги у государства. Ей было невдомек, что мы гораздо более изобретательные ученые, чем она думает, и, найдя положительный эффект от введения добавки в сырье, установили, что в одном из технологических потоков процесса постоянно присутствует это соединение. Поэтому предложили направить этот поток в сырье для производства изопрена.

К сожалению, мы не проводили анализ на добавку регулярно, чем вызвали вполне справедливые нарекания комиссии:

— Да, есть доказательства присутствия этой добавки в сырье четырехлетней давности. Но вы уже четыре года не делаете такие анализы, хотя деньги получаете. Поэтому мы считаем, что доказательств постоянного использования изобретения нет, а это можно квалифицировать как хищение государственной собственности.