В ее голосе было столько силы и уверенности, что официант, потоптавшись на месте, растерянно произнес:
— Что же вы сразу не сказали, что командированы?.. Сейчас я вам все принесу. У нас как раз в холодильнике стоит графин с холодным квасом для сотрудников, так я для вас из него отолью на две порции окрошки. Вы уж извините, пожалуйста, за непонимание.
И через двадцать минут Летова с Петруниным за обе щеки уплетали освежающее блюдо. Есть в психологии такое понятие: «разрушение стереотипа». У всех работников советской сферы услуг в сознании существовал стереотип поведения недовольного покупателя, который при конфликте сразу же начинает просить «книгу жалоб и предложений», имеющуюся в каждой забегаловке. Даже фильм такой был: «Дайте жалобную книгу». Как правило, в таком случае на поле боя появлялся администратор, который разводил руками и говорил, что книги нет, она находится на проверке в райпищеторге (была при социализме и такая организация). Но если покупатель хочет, то может зайти через недельку. Обычно после такого ответа посетитель сдавался и соглашался получить то немногое, что ему предлагали.
Но тут был явно не тот случай. Летова собиралась связаться непосредственно с руководством города. Причем в ее голосе ощущалась стопроцентная уверенность, что горком партии будет на ее стороне. Она сломала стереотип отношения официанта к посетителю, и он решил уладить конфликт мирным путем.
На следующий день Наташа улетела домой, а Петрунин пришел обедать один. Все развивалось абсолютно по вчерашнему сценарию до того момента, когда он потребовал сходить за квасом. В ответ перед ним просто поставили на стол бидончик и предложили совершить поход за освежающим напитком самостоятельно. На все его просьбы дать позвонить по телефону в горком партии отвечали, что кабель порван, но пешком до горкома пять минут, а дорогу ему покажут. Пришлось Михаилу Михайловичу довольствоваться позавчерашним харчо вместо окрошки. В общем, «что дозволено Юпитеру, не дозволено быку».
Пользоваться приемом разрушения сложившегося стереотипа на практике меня научил Е. Б. Цыркин. Это была вторая половина семидесятых годов, я занимался зарубежным патентованием наших изобретений, и мне приходилось почти каждую неделю ездить в Москву. Купить заранее нормальный билет в столицу нашей родины было трудно, но можно, а вот приобретение обратного билета в Ленинград оборачивалось почти неразрешимой проблемой. Приходишь на Ленинградский вокзал в Москве, а там стоит огромная неподвижная очередь. Нет билетов. Вернее, они есть, но, как правило, предлагается боковая плацкарта на поезд, уходящий в два тридцать ночи и прибывающий в Ленинград, кажется, в полдень. День приезда оказывается испорченным. Народ называл этот поезд «пятьсот веселым». Мне несколько раз приходилось ездить на таком: складывалось впечатление, что вагон построили еще до Гражданской войны, а туалеты последний раз мыли во времена НЭПа. О качестве белья и подаваемого чая (если, конечно, работал титан) лучше вовсе не говорить. Но, даже продавая билет на этот поезд, кассир пытался всучить один или два лотерейных билетика в нагрузку, что, как правило, приводило к скандальной ситуации. Пассажир не хотел выкладывать ни за что шестьдесят копеек (один лотерейный билет стоил тридцать). Кассиры были тоже не виноваты: им спускали план на продажу этих билетов и при невыполнении плана уменьшали квартальную премию. Поэтому у них сложился стереотип покупателя: злой скандалист, желающий ехать только на «Красной стреле», и жадный, потому что категорически отказывается покупать лотерейные билеты.
Ефим Борисович научил меня элементарному приему, который он называл ломкой стереотипа.
— Аркадий Самуилович, подойдя к кассе, ни в коем случае не заводите разговора о билетах. Протягиваете рубль и с вежливой улыбкой просите: «А не могли бы вы продать мне три лотерейных билетика?» Уже став обладателем этого бумажного хлама и не замечая протянутых десяти копеек сдачи, спрашиваете: «А у вас случайно купейного билетика до Ленинграда не найдется?»
Я последовал совету своего друга и учителя и после этого никогда не ездил в плацкартных вагонах на «пятьсот веселых» поездах.
А вот второй пример борьбы Летовой за справедливость. В семидесятых-восьмидесятых мы ездили в командировки в такие города, где нормально поесть в столовой, за исключением заводской, было невозможно. Поэтому мы везли с собой для завтраков и ужинов масло и сыр, а если повезет, то и палочку сухой колбасы, купленной по случаю в Ленинграде. Но недели через две сидения на заводе припасы заканчивались. Как-то раз в субботу Летова со своей сотрудницей, полностью съев привезенные припасы, пошли искать какую-нибудь общественную точку, где можно было выпить чашку кофе с пирожком. Однако все было закрыто, и девушки сообразили, что сегодня Пасха и народ не работает по вполне определенной причине. Что бы сделали другие командированные? Правильно, поехали бы через весь город на завод, потому что при таком генеральном директоре КЗСК, как Н. В. Абрамов (но об этом ниже), на заводе покушать можно было всегда. Но Наталья Николаевна так легко не сдавалась. Она из первого же автомата позвонила дежурному по горкому партии, представилась, рассказала, что по просьбе завода они помогают предприятию, а значит, и городу. А в это время сотрудники тольяттинского общепита совершают религиозный обряд, то есть разговляются. Причем некоторые, наверное, имеют партбилет в кармане. А двум бедным командированным, бывшим блокадницам, не предоставляют возможности поесть. Практически устраивают второй раз блокаду Ленинграда.
Партийный чиновник мгновенно уловил элемент угрозы для своей организации — люди с партбилетами в кармане исполняют религиозные обряды — и тут же перевел разговор в другое русло:
— Ну что вы, что вы, Наталья Николаевна, не надо путать национальное бедствие, каким была блокада великого города, с нашей бесхозяйственностью! Вы живете в «Волге»? Будьте добры, посидите, пожалуйста, около администратора минут тридцать. За вами заедут.
Через полчаса черная горкомовская «Волга» отвезла двух голодных барышень в какую-то столовую, и, судя по тому, как и чем их кормили, руководство забегаловки получило жесткие указания.
Я могу сказать: молодец, Наталья Николаевна! И вот с таким танком в юбке, как иногда называли Летову в институте за бойцовский характер, Баталин решил вступить в сражение.
И, закусив удила, Олег Ефимович ринулся в бой. Для начала он решил объявить Летовой выговор. А выговор — путь к увольнению. На собрании сотрудников лаборатории Наталью Николаевну попытались осудить, правда, не очень понятно за что.
Как назло, незадолго до этого кто-то рассказал мне о гадостях, которые Летова якобы говорила про меня и мою сотрудницу. Если бы мне сказали об этом сейчас, я бы просто рассмеялся и ответил что-нибудь типа: «На чужой роток не накинешь платок». Но тогда я был молод и еще не бит жизнью, вот и поддержал Баталина на этом прекрасном сборище, именуемом «собранием коллектива». Не ввяжись я в эту бессмысленную драку, Олег Ефимович никогда не рискнул бы начать ее в одиночку. После завершения всей истории я понял, что поступил некрасиво, и как-то подошел к Летовой в институте:
— Наташа, извини меня, пожалуйста, если сможешь. Я совершил тогда глупость, за которую, впрочем, заплатил по полной. Мне до сих пор стыдно перед тобой.
Сейчас мы с Натальей Николаевной нормально общаемся, во всяком случае что касается меня. А тогда разгорелась настоящая война. Мы с Баталиным забыли, что в природе существует третий закон Ньютона, согласно которому сила действия равна силе противодействия, и были за это наказаны.
Летова прекрасно понимала, что при молчаливом нейтралитете дирекции института Баталин хочет подвести ее под увольнение, и начала активную оборону, достаточно быстро перешедшую в нападение. Она пошла в патентный отдел и нашла пять внедренных авторских свидетельств, где авторский коллектив состоял из меня, Баталина и ряда руководителей ОАО «Нижнекамскнефтехим», написала жалобу в Комиссию партийного контроля при Центральном комитете Коммунистической партии Советского Союза. Летова обвинила авторов в создании преступной группы с целью получения двадцати тысяч рублей народных денег за невнедренное изобретение, то есть в хищении государственных средств в особо крупном размере. Так как расстрельная статья в те годы начиналась с хищения десяти тысяч рублей, нас, несмотря на полную невиновность, эта ситуация не могла радовать.
КПК[16] в ответ на заявление Летовой потребовала у Министерства нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности, в состав которого входили и «Нижнекамскнефтехим», и наш ВНИИНефтехим, выяснить, действительно ли имели место финансовые нарушения. Как было принято при советской власти, министерство создало комиссию для рассмотрения жалобы. И началась война, бессмысленная и беспощадная. У Баталина была прекрасная поговорка: «Из каждого свинства можно вырезать кусочек ветчины». Во время нашей войны я все думал: «Свинства в нашей битве пруд пруди, а где же ветчина?» И, только когда все закончилось, я понял, где мой кусок ветчины в изобилии свинства: я получил бесценный урок, как правильно оформлять документы. Я много раз делился с сотрудниками опытом и вижу, что мои уроки не прошли даром. Поэтому расскажу историю битвы с Натальей Николаевной достаточно подробно: она интересна не только для научных работников, но и для всех людей, имеющих отношение к государственному финансированию. Если ты получаешь хоть копейку казенных денег, изволь оформить документы так, чтобы даже при очень сильно недоброжелательном отношении к тебе контролирующие органы не могли тебя обвинить, а если не можешь — не бери денег от государства.