В окне спальни зажегся свет, и я снова позвонил Майне на мобильный. Мне нужно было убедиться, что с ней и с дочерью все в порядке. Она сбросила вызов, а я стоял на дороге, гадая, возвращаться ли мне на службу.

А если это все-таки не пустая угроза?

Майна открыла дверь, когда я шел по тропинке. Никакого огня. Только Майна – подозрительная, злая, целая и невредимая. А еще – облитый бензином коврик у двери.

– Холбрук, если ты там, открывай дверь немедленно! – Снова сильные удары.

– Папа, – шепчет София, – это опять плохой дядя?

– Думаю, да.

– Тебе было сказано – до полуночи! Ты собрал деньги или нет?

Лицо у дочери перекошено, верхняя часть тела дрожит. До конца дней своих не прощу себе, что ей пришлось все это пережить.

– Тогда я это понимаю как «нет»! – орет ростовщик.

– Нам надо сидеть тихо, дорогая. Он не должен знать, что мы тут.

Она кивает, и мне до боли хочется обнять ее. Черт бы подрал эти наручники! Я снова и снова бью ими о трубу, радуясь крови и боли, потому что большего не заслуживаю.

Звук включенного двигателя заставляет меня замереть. Я гляжу на Софию. Это все? Он так легко сдался?

– По-моему, он уезж… – начинаю я, но тут мне в нос что-то ударяет: едкий запах, наполняющий меня страхом и заставляющий опять дергать наручники.

Дым. Я чувствую запах дыма.

Дом горит.