В начале ноября 1945 года в центральных органах советской печати были помещены фрагменты из речи Черчилля с восхвалениями Сталина.

10 ноября Иосиф Виссарионович резко отреагировал в срочной телеграмме «четверке», где, в частности, указал: «У нас имеется теперь немало ответственных работников, которые приходят в телячий восторг от похвал со стороны Черчиллей, Трумэнов, Бирнсов и, наоборот, впадают в уныние от неблагоприятных отзывов со стороны этих господ… Что касается меня лично, то такие похвалы только коробят меня».

В «теленке» явно угадывался Молотов, который честно ответил Сталину: «Опубликование сокращенной речи Черчилля было разрешено мною. Считаю это ошибкой… Во всяком случае, ее нельзя было публиковать без твоего согласия». Вячеслав Михайлович взял вину на себя. A товарищи по «четверке», толкнувшие его на этот шаг, продолжали провокации. Следующим их ходом было заявление Молотова о снятии цензурных ограничений на корреспонденции представителей западной печати, отправляемых из Москвы. Это уже было согласовано наркомом иностранных дел со своими коллегами и отражало позиции прежде всего Маленкова и Микояна. Первый после смерти Сталина начал разрушать «железный занавес», а второй при Хрущеве стал знаменосцем «политики мирного сосуществования» с Западом.

Английские и американские корреспонденты тотчас затрубили об «открытости» нового советского руководства, связывая это с возможным уходом И.В. Сталина с поста главы правительства и о Молотове, как его преемнике. «На сегодняшний день политическое руководство Советским Союзом находится в руках Молотова», – подчеркивали они, обращая внимание на призыв главы советского государства М.И. Калинина к молодежи изучать иностранные языки, а также подчеркивая самостоятельный характер принимаемых без Сталина решений.

Удар был точный: обзор печати вызвал гнев вождя. Буря не замедлила разразиться.

5 декабря «четверкой» была получена телеграмма, в которой Сталин требовал наказать виновных: Молотова или отдел печати НКИД (его начальник Горохов был снят с работы). 6 декабря Сталин направил новую телеграмму, на этот раз уже «тройке» (Маленкову, Микояну и Берии), где было сказано: «…Присылая мне шифровку, вы рассчитывали, должно быть, замазать вопрос, дать по щекам стрелочнику Горохову и на этом кончить дело… До вашей шифровки я думал, что можно ограничиться выговором в отношении Молотова. Теперь этого уже недостаточно… Я не могу больше считать такого товарища своим первым заместителем. Эту шифровку я посылаю только вам троим…» В срочных телеграммах, направленных на юг, Молотов каялся, а «тройка» уверяла, что не собиралась ничего «замазывать». Через неделю Сталин возвратился в Москву и 29 декабря созвал Политбюро, на котором предложил создать группу примерно 60 человек для подготовки их в качестве крупных политработников в области внешних сношений. Тем самым готовилась смена кадров, подобранных Молотовым.

«Тройка» торжествовала. Однако на том же заседании члены Политбюро поддержали предложение Сталина «удовлетворить просьбу тов. Берии об освобождении его от обязанностей наркома внутренних дел СССР в виду перегруженности его другой центральной работой». Последняя часть фразы была собственноручно внесена Сталиным в машинописный текст постановления. Преемником Берии был назначен Круглов.

Берия сохранил за собой пост председателя СНК и руководство атомными делами. Маленкова ждала гораздо большая неприятность: из Ленинграда был возвращен в Москву его соперник А.А. Жданов. Сталин, разгадав замыслы «тройки», создал для нее новую ситуацию. Им приходилось думать не о наступлении в борьбе за пост преемника вождя, а об обороне своих позиций и даже о политическом, а то и физическом выживании.

Роль Жданова росла с каждым днем. 25 февраля 1946 года он был награжден орденом Ленина. Наряду со Сталиным он подписывал совместные постановления ЦК партии и Совета Министров СССР. Он контролировал ведомство Молотова.

В марте 1946 года в новом составе Оргбюро ЦК, ведавшего кадрами, четверо из 14 членов оказались выходцами из ленинградской партийной организации. А Жданов теперь вел в отсутствие Сталина заседания Политбюро. Его правая рука – А.А. Кузнецов, был назначен секретарем ЦК, руководителем секретариата ЦК вместо Маленкова, сменив последнего на посту начальника Управления кадров. Кузнецов курировал работу партийных органов областей, входивших в состав РСФСР. А Маленкову было оставлено только руководство работой ЦК компартий союзных республик. Неприятности для него нарастали как снежный ком.

В марте 1946 года гнев Сталина обрушился на руководителей ВВС и авиационной промышленности.

У этого «дела авиаторов» была непростая предыстория. Началось с того, что из Германии, где стояли наши части, стали поступать сообщения о вывозе нашими военными высокого ранга большого количества трофеев. В этом была немалая доля истины. Искушение роскошью оказалось слишком велико, а государственные льготы уже не удовлетворяли стремительно растущие материальные потребности «элиты» советского общества.

В эти же годы миллионы советских граждан вынуждены были ютиться в бараках и землянках, терпеть лишения – наследие войны – и трудиться из последних сил, восстанавливая города и села. И все эти люди, включая инвалидов войны, тоже были победителями!

Досаду и возмущение Сталина нетрудно понять. Вдобавок ко всему, крупные военачальники и высшие офицеры продолжали играть в обществе главную роль, хотя военные действия уже прекратились. Армия превратилась в грозную внутриполитическую силу, что нарушало стабильность системы «партий по интересам». Наконец, появились «сигналы» из компетентных органов, что в среде маршалов и генералов ведутся разговоры антипартийного и антисталинского характера.

Руководитель КГБ Абакумов прибыл в Берлин и спешно провел расследование, подтвердившее незаконное присвоение богатых «трофеев» некоторыми офицерами и генералами. Без согласования с главнокомандующим он начал производить аресты. Узнав об этом, Жуков приказал арестованных освободить, а Абакумова выслал в Москву. При этом Жуков даже не счел нужным узнать мнение Сталина и ясно дал понять, что армия вышла из-под контроля КГБ. В сущности, Жуков пошел на обострение отношений не только с Абакумовым, но и со Сталиным.

По-видимому, Абакумов уже тогда имел «компромат» на Жукова, но серьезные обвинения сумел добыть в результате так называемого дела авиаторов.

Сын Сталина Василий служил в авиации. Он-то и сообщил отцу, что значительная часть авиакатастроф, которые вменяют в вину летчикам, происходят из-за сбоя техники. То же подтвердил Абакумов. К тому времени Маленков, как куратор авиапромышленности, получил звание Героя Социалистического Труда. Конечно, можно было учесть, что выпускали самолеты спешно, в военное время. Но Сталина привело в ярость то, что его обманывали, не сообщали о дефектах самолетов и письмах летчиков об этом.

Воспользовавшись арестом главного маршала авиации, дважды Героя Советского Союза А.А. Новикова, Абакумов сумел «выбить» у него показания против Г.К. Жукова. Суть их сводилась к тому, что Жуков считает себя главным творцом победы, недооценивает при этом роль Коммунистической партии и неуважительно отзывается о Верховном главнокомандующем.

Вину Новикова и наркома авиапромышленности Шахурина сочли доказанной. По словам Судоплатова, Сталин спросил Абакумова: «Какую меру наказания вы предлагаете?» Тот ответил: «Расстрел». Сталин возразил: «Мы должны заставить их работать».

1 июня 1946 года на заседании Высшего Военного совета было зачитано «Заявление», подписанное Новиковым (и составленное, в основном, сотрудниками Абакумова) и обвиняющее Жукова. Маленков и Молотов поддержали обвинение. (Трусливый и недальновидный поступок Маленкова, старавшегося избежать ответственности за неполадки в авиастроении.) Жуков категорически отрицал свою причастность к какому-либо заговору. Сталин, выслушав его, сказал: «А все-таки вам, товарищ Жуков, придется на некоторое время покинуть Москву».