По контрасту приведем вывод, сделанный Джоном Барроном в книге “КГБ". Руководителю этой организации она, несомненно, доставила массу удовольствий как фантастический роман, имеющий крайне малое отношение к реальности. А стало быть, и как доказательство того, что КГБ умеет сохранять тайны, оставаться непроницаемым даже для западных специалистов. Недаром автор ссылается на сведения, полученные им из ЦРУ, ФБР, контрразведки Пентагона и из западноевропейских разведок. Вывод же, к которому Баррон приходит на основании своего “исследования", гласит: “Политическая проверка настолько сильна и всепроникающа, что КГБ, по-видимому, никогда не вырвется из своей узды и не пойдет против своих партийных хозяев". Андропов опроверг это лично.
Главной опорой Андропова в армии, а точнее — его в ней людьми выступали начальник Генерального штаба маршал Николай Огарков, командующий войсками Варшавского Пакта маршал Виктор Куликов, начальник отдела кадров Советской Армии генерал Иван Шкадов и уже известный нам начальник Политуправления генерал Алексей Епишев. Все они сделали военную карьеру благодаря тесному, еще в юности, сотрудничеству с органами госбезопасности. (Иначе, впрочем, карьеру в армии в мирное время сделать невозможно.) Дабы не преуменьшать и не преувеличивать роль этих четверых, правильнее всего назвать их военными советниками Андропова.
С ними вместе он и планировал беспрецедентную после смерти Сталина военную операцию, которую во всех отношениях выгоднее было совершить еще при жизни Брежнева, за ширмой его фиктивного правления. И вот когда больного и почти невменяемого, но пока еще транспортабельного Брежнева повезли в Вену, чтобы он вместе с Картером подписал СОЛ Т-2, один из военной четверки, генерал Епишев, отправился по заданию Андропова в Афганистан, чтобы на месте подготовить оккупацию этой страны. Помимо всего прочего, Андропов рассчитывал афганским блицкригом нейтрализовать усилия — как на Западе, так и в кремлевской верхушке — по возобновлению детанта, ненавистного ему лично и пагубного, с его точки зрения, для империи.
Во всех отношениях Афганистан — несомненная удача Андропова, результат его тщательной и длительной подготовки. Он искусно разжигал вражду между двумя фракциями тамошней Коммунистической партии, которая пришла к власти после Апрельской революции 1978 года, также совершенной при прямом участии КГБ. Фракцию большинства “Хальк" возглавляли Мухамед Тараки и Хафизула Амин, а фракцию меньшинства “Парчам" — Бабрак Кармаль. Не так важны идеологические различия между ними, сколько персональные. Тараки был типичным партийным фукционером, Амин идеологически склонялся к Китаю, Кармаль самый из них промосковский: именно через него Андропов осуществлял связь с афганскими коммунистами. Время от времени споры между партийными фракциями переходили в перестрелку с ранеными и убитыми с обеих сторон. В конце концов именно Амин, человек наиболее далекий от Москвы, приобрел наибольшее влияние в правительстве и добился изгнания Бабрака Кармаля в почетную ссылку — послом в Чехословакию, подальше от Кабула. При президенте Тараки Амин занял пост премьер-министра.
Андропов располагал сведениями, что Амин жил одно время в США и даже получил американское образование, а Кармаль вообще утверждал без обиняков, будто Амин — агент ЦРУ. В принципе для Андропова было все равно, агент ли он ЦРУ на самом деле или нет, но что он знал совершенно точно, так это то, что Амин не был агентом КГБ, в то время как Кармаль являлся таковым. Поэтому Амина решено было убрать. Возвращаясь в Кабул с конференции присоединившихся стран в Гаване, Тараки сделал остановку в Москве и уже обсуждал с Кармалем распределение министерских портфелей в новом, после свержения Амина, правительстве. Однако Амин узнал о заговоре против него, и по приезде в Кабул Тараки был арестован, а через несколько дней удушен в тюрьме. Бабрака Кармаля спасла почетная ссылка: Амин попытался отозвать его обратно в Афганистан, но хитрый посол отказался повиноваться приказу-приговору.
Временная неудача еще больше раззадорила Андропова. Весь 1979 год у него ушел на международную подготовку оккупации Афганистана. В феврале в Кабуле при очень странных обстоятельствах, в присутствии четырех агентов КГБ, был убит американский посол. Правительство Картера обвинило русских в соучастии и свело до минимума свое представительство в Афганистане. В раде мусульманских стран прокатились антиамериканские демонстрации: судя по их скоординированности, организованные КГБ. Самые крупные прошли перед американскими посольствами в соседних с Афганистаном странах — Пакистане и Иране. Посольство в Тегеране было в конце концов захвачено иранскими левыми, чьи связи с Москвой легко прослеживались. Но самое поразительное — день захвата американских заложников: 4 ноября 1979 года. Ровно за год до президентских выборов в США, с очевидным и, как показало время, оправданным расчетом включить вопрос о заложниках в предвыборную кампанию в качестве ключевого. Иранским левым не было никакого дела до американских выборов, зато Андропова они живо интересовали. Причем интерес его был не личным хобби, но довольно прочной традицией Кремля. Хрущев в своих воспоминаниях рассказывает, как во время встречи с Джоном Кеннеди в Вене в 1961 году задал американскому президенту бесцеремонный вопрос:
— А вам известно, что мы проголосовали за вас?
— Каким это образом? — удивился Кеннеди.
— А таким, что не освободили американского летчика до выборов.
Речь шла о Гарри Пауэрсе, пилоте сбитого над территорией СССР американского разведывательного самолета “У-2“. На заседании Политбюро Хрущев сказал: “Если мы освободим летчика, это будет на руку Никсону “.
Хрущев, конечно, по наивности преувеличивал свою роль в избрании президента США. Если кому из советских лидеров и удалось принять участие в американских выборах, да еще в решающим правом голоса, так это пока что одному Андропову. Как в 1960 году от Хрущева зависело освободить или не освободить американского летчика до президентских выборов в США, так и спустя 20 лет во власти Андропова было способствовать или не способствовать освобождению американских заложников до 4 ноября 1980 года.
Только теперь этот вопрос стал действительно ключевым: Андропов лично решал, кому стать сороковым президентом США. Его ставка явилась прямым следствием осенней ситуации 1980 года, когда советская империя пережила острый кризис в связи с событиями в Польше. Переизбрание Картера означало пребывание в Белом доме еще четыре года Збигнева Бжезинского, в котором Андропов видел одного из самых опасных для Москвы поляков. Поэтому вопрос об американских выборах рассматривался в комплексе с вопросом об устранении Збигнева Бжезинского, Леха Валенсы и особенно Кароля Войтылы, избранного 16 октября 1978 года Папой Римским. Как полагал Андропов, при прямом содействии Збига: с тем чтобы отторгнуть Польшу от Москвы. Почти маниакальная сосредоточенность на этих трех поляках помешала Андропову вовремя обезвредить четвертого, который оказался самым опасным и неуязвимым для КГБ. Но все это впереди, а тогда, в ноябре 1979 года, он еще не знал, кто будет его фаворитом на американских выборах и как можно использовать оказавшуюся в руках козырную карту. Сейчас было важно парализовать действия США на международной арене, прежде всего в мусульманском мире, и он этого добился благодаря захвату американского посольства в Тегеране.
Теперь оставалось дожидаться благоприятных домашних условий, а именно — чтобы несколько членов Политбюро выбыло на время — или навсегда — из политической жизни по болезни. Ждать пришлось недолго, ибо старость — уже болезнь. К концу года оба формальных лидера, Генеральный секретарь Брежнев и премьер Косыгин, вышли из строя, причем состояние обоих было настолько тяжелое, что врачи мало рассчитывали на их выздоровление. По Москве пронесся очередной слух о смерти Брежнева, на сей раз более близкий к реальности, чем когда-либо раньше. Болели также Арвид Пельше, Андрей Кириленко и Михаил Суслов. Вопрос о введении в Афганистан “ограниченного контингента" советских войск для оказания интернациональной помощи афганским коммунистам решался приватно между Андроповым, Громыко, военным триумвиратом в составе Епишева, Куликова, Огаркова и беспрекословно послушным им всем Устиновым. Черненко, Гришина и Тихонова поставили в известность о принятом решении постфактум — им ничего не оставалось, как согласиться. Большинство членов Политбюро — пять пациентов кремлевки и трое иногородних — ленинградец Романов, украинец Щербицкий и казах Кунаев — узнали о Советской оккупации Афганистана только из газет.
Равняясь на венгерскую модель, нового афганского президента Баб-рака Кармаля привезли в Кабул в советском танке. Все прежнее руководство во главе с Хафизулой Амином перестреляли при захвате президентского дворца. Последовавшая за этим мировая реакция оказалась скорее шумной, чем эффективной. Благодаря частичному зерновому эмбарго, СССР обнаружил альтернативные источники импорта зерна в Латинской Америке. Действие эмбарго поэтому оказалось не просто нейтрализовано, но и переадресовано, возвращено обратно — от потребителя зерна к производителю, то есть к американским фермерам. Не сработал и объявленный Картером бойкот московской Олимпиады: не только не сорвал ее, что могло бы служить хоть каким-то оправданием предпринятых акций, но, напротив, пошел ей на пользу. Недаром Харрисон Солсбери остроумно назвал этот бойкот “подарком для КГБ". Во-первых, потому, что избавил Андропова от лишних хлопот в связи с пребыванием в СССР нескольких тысяч американских спортсменов и туристов. А во-вторых, сверх всякой меры увеличил число медалей, выигранных русскими спортсменами, и тем самым усилил пропагандистский эффект Олимпиады внутри страны. Как и в случае с зерновым эмбарго, в проигрыше опять остались американцы, но на этот раз не фермеры, а спортсмены. В результате же благодаря обеим репессалиям со стороны США Андропов теперь точно знал, во что обойдется любой следующий советский захват, если до него опять дойдет дело. Установленная Картером плата была советской империи вполне по карману.
В конечном итоге полезным для Советского Союза оказался и оптимистический бум в американской прессе в связи с необычайными успехами афганских партизан в борьбе с оккупантами. Восхищение их фантастическими подвигами постепенно теснило и сочувствие трем миллионам — пятая часть всего населения страны! — афганских беженцев, и возмущение советским геноцидом. Под дымовой завесой героико-романтических картинок в американской прессе и по американскому телевидению Советский Союз скоростными темпами создавал на захваченной территории, предварительно сгоняя с нее аборигенов, крупные военно-воздушные базыюдну в Шиндаде, другую в Вахане, узком, в 150 миль длиной, горном коридоре, ведущем к Китаю, строил стратегически важную железную дорогу от своей границы к Кабулу и мост через пограничную Амударью, перебрасывал войска к Пакистану, чтобы блокировать Афганистан от внешнего мира.
Оптимистическая аберрация афганских событий привела американскую прессу и вовсе к гиперболе: Афганистан — это русский Вьетнам, хотя иных оснований, кроме естественного и понятного пожелания врагу собственного несчастья, для подобного сравнения не было. Войну в Южном Вьетнаме вел Северный Вьетнам с помощью двух великих держав — Китая и СССР, которые по земле, воде и воздуху обеспечили непрерывное снабжение своего клиента оружием. В Афганистане не существовало двух Афганистанов, был лишь один, оккупированный Советским Союзом, и еще — с десяток враждующих между собой партизанских отрядов, на стороне которых — мировая моральная поддержка и пока что почти полное отсутствие военной.
Однако еще более важное отличие Советского Союза от Америки — там нет ни общественного мнения, ни свободной прессы, ни оппозиции, ни пацифистов, ни дезертиров, ни либералов, ни даже своего Даниэля Элсберга. Один только страх, железно спаявший последнюю на земле империю. По сравнению с демократиями тоталитарные режимы куда менее чувствительны не только к общественному мнению, но и к человеческим потерям. Что Афганистан, когда во второй мировой войне Советский Союз потерял 20 миллионов человек и по крайне мере столько же погибло от сталинского террора!
Высокая чувствительность западных демократий к человеческим потерям — во всех других отношениях замечательная черта, исключая военное, где она ахиллесова пята. Из множества примеров советской бесчувственности к человеческим потерям приведем один, нам, как бывшим ленинградцам, наиболее близкий. Какая еще страна продолжала бы удерживать свой второй по величине город, почти все население которого вымерло в результате 900-дневной блокады? Поэтому не только международная цена, но и себестоимость Афганистана, включая потери в живой силе и боевой технике — конечно, несравненно меньшие, нежели приводимые в американской прессе, — вполне Советскому Союзу по карману. Это плата за сеть антикитайских военных баз: иной стратегической ценности, чем близость к Китаю, Афганистан не представляет, и 100 тысяч расквартированных там солдат не что иное, как подкрепление к миллиону на советско-китайской границе.
Особое значение Андропов и его военные советники придавали горному перевалу Вахану — великому пути с запада на восток и с востока на запад, который проходит по крыше мира — Памиру на высоте 7 тысяч метров. В XIII веке через этот перевал прорвались в Персию и на юг Европы орды внуков Чингисхана, и по нему в том же столетии мирно прошел в обратном направлении итальянец Марко Поло, открыв Европе Китай. Афганистану этот аппендикс земли достался случайно: в конце XIX века англичане решили отгородиться им от русских, которые подошли вплотную к британским владениям, заняв соседний Таджикистан. Спустя сто лет полоска ничейной земли общей площадью в 20 тысяч квадратных километров стала предметом советско-китайского соперничества. С точки зрения обеих стран, высокогорные пустынные долины с киргизскими кочевыми племенами давали громадное стратегическое преимущество той стране, которой они будут принадлежать, — в качестве стартовой площадки для нападения на враждебную. В Москве уверяли (искренне или нет — другой вопрос), что маоисты сгоняют киргизов с их пастбищ и постепенно оккупируют Вахан. Андропов даже продемонстрировал Громыко и Устинову документы, захваченные у партизан-китайцев. Из них явствовало, что с согласия афганского президента, агента ЦРУ Хафизуллы Амина через Вахан должны войти в Афганистан совместные отряды китайских и американских войск.
Эти документы сыграли роль ultima ratio[14] для тех кремлевских вождей, кто физически был способен к обсуждению плана оккупации Афганистана, а позднее и для Брежнева, когда тот слегка поправился. Таким образом, снова излюбленный аргумент Андропова, знакомый нам еще со времен Венгрии и Чехословакии: Советская Армия опередила войска бундесвера всего на несколько часов. На сей раз, правда, Андропов еще больше сгустил краски, когда уже после захвата Афганистана сообщил членам Политбюро, что наибольшие потери советские войска понесли именно в Вахане, где сброшенный парашютный десант натолкнулся на отчаянное сопротивление 700 китайцев из группы “Вечное пламя “ (у нас не было возможности проверить достоверность этого сообщения).