16

Когда и где было написано «Бичевание»? И здесь, при отсутствии документов, мы можем лишь выдвигать предположения. Речь идет о небольшой по размеру картине, и ничто не мешает нам думать, что Пьеро начал ее в Риме, а закончил в Ареццо. В пользу этой гипотезы говорит обнаруженное нами исправление в профиле черепа Джованни Баччи. Новость о смерти отца заставила Джованни вернуться в Ареццо, если он там уже не находился, в начале апреля; в тот же период Виссарион покинул Рим, дабы отправиться в Мантую. Вероятно, Пьеро приступил к работе над картиной вскоре после этого, пользуясь полученными от них обоих указаниями. Когда после смерти матери (6 ноября 1459 года) он вернулся в Борго Сансеполькро, то вновь увиделся с Джованни Баччи и мог поправить портрет по живому образцу. То же исправление, как мы знаем, он ввел в профиль Баччи, стоящего, по неизвестным нам причинам, у ног Мадонны делла Мизерикордия в алтарной фреске Сансеполькро, которая была тогда завершена им или находилась на стадии окончания[282]. В случае с портретом Виссариона свериться с реальностью ему не удалось: Пьеро давно уже уехал из Рима, когда Виссарион, после собора в Мантуе, посетив Венецию и затем Германию, вернулся туда в ноябре 1461 года.

Таким образом, завершение «Бичевания» могло совпасть с возвращением к фрескам в Ареццо после римского перерыва. Возможно, это позволяет с точностью определить момент, когда Пьеро их оставил. В своей знаменитой статье молодой Лонги обнаружил уникальную формальную близость между юношей с «Бичевания» и пророком из Ареццо, изображенным справа от большого окна хора – единственным из двух, созданным самим Пьеро[283]. Эта близость, ставшая менее очевидной из‐за хронологии, предложенной затем Лонги (ок. 1445 года – «Бичевание», 1452 – ante 1459 – фрески в Ареццо), как нельзя лучше объясняется в свете нашей реконструкции. Так, две фигуры появились в одно время: как говорится, они сделаны из одного теста. Утверждение следует понимать буквально: «Пьеро имел обыкновение, – сообщает Вазари, – делать множество моделей из глины и набрасывать на них мягкие ткани с бесчисленными складками, чтобы их срисовывать и пользоваться этими рисунками»[284]. Именно с таким приемом, кажется, мы сталкиваемся и в случае двух фигур.

Если наша реконструкция верна, то Пьеро закончил «Бичевание» и написал располагавшегося справа пророка на рубеже 1459 и 1460 годов. Нет сомнений, что архитектура во фресках промежуточного уровня – «Встреча Соломона и царицы Савской» и «Обретение и испытание Креста» (ил. 4 и 10) – непосредственно перекликается со строениями на картине из Урбино[285].

17

В течение почти трех столетий, вплоть до нового появления в урбинских инвентарях середины XVIII века, о «Бичевании» не было никаких известий. Впрочем, косвенное влияние оно оказывало: в первую очередь, речь о полотне, традиционно именуемом «Святой Иероним в кабинете», входившем в серию картин, выполненных Карпаччо для Скуола ди Сан Джорджо дельи Скьявони. Не так много лет назад с помощью чрезвычайно пунктуального иконографического анализа было доказано, что на нем изображен другой сюжет: «Видение блаженного Августина». Согласно циркулировавшей в конце XV века легенде, бл. Августин писал письмо святому Иерониму и в этот момент заметил резкий свет. Загробный голос – принадлежавший самому св. Иерониму – объявил ему о собственной смерти, случившейся накануне; затем он ответил на разные вопросы о Троице, происхождении Сына от Отца, иерархии ангелов. Еще раньше, руководствуясь сходством (на самом деле, весьма расплывчатым) с некоторыми из существующих портретов, Перокко предположил, что в образе святого гуманиста, погруженного в книги и кодексы, Карпаччо хотел изобразить Виссариона, который в 1464 году выдал Скуола ди Сан Джорджо индульгенцию. Эту блестящую гипотезу окончательно подтвердил Бранка, распознавший в полузачеркнутой печати на первом плане уникальную печать Виссариона[286].

Когда создавалось это полотно, Виссарион был уже более тридцати лет как мертв. Малая физиогномическая верность портрета не может удивлять нас. Поражает, напротив, что никто (по крайней мере, насколько я знаю) не обратил внимание на тесную связь между знаменитым творением Карпаччо и «Бичеванием» Пьеро (ил. 38 и 20)[287].

Прежде всего, сравним отделанный потолок на картине «Бл. Августин» с кессонным сводом «Бичевания»: перспективный наклон один и тот же. Две двери в стене кабинета святого, расположенной в глубине, в известной степени будто перенесены из лоджии Пилата; кроме того, в обоих случаях левая дверь растворена и открывает освещенное внутреннее пространство. Статуя Христа на венецианском полотне – это зеркальная и христианизированная версия идола, находящегося наверху колонны на урбинской картине. Пустующее кресло, размещенное напротив скамейки для коленопреклонения бл. Августина, имеет почти ту же форму, что и трон Пилата. Однако больше того: подобно Пьеро в «Бичевании», Карпаччо изобразил в своей картине два противостоящих друг другу источника света – естественный и сверхъестественный. Комната, которую мы различаем в глубине благодаря распахнутой двери, освещена слева; кабинет святого, наоборот, освещен справа. Этот контраст, созданный с помощью простого приема, сигнализирует зрителю о чудесной природе события, внезапно отвлекшего бл. Августина от работы. Здесь, так же как и на «Бичевании», мы присутствуем при наложении двух уровней реальности, различных с онтологической точки зрения, в рамках одной и той же сцены.

Из всего сказанного вытекает, что Карпаччо знал о «Бичевании». Посредством чего? На этот вопрос ответил Перокко, пусть и без отсылки к картине из Урбино. Именно в связи с «Бл. Августином» он предположил, что Карпаччо получил представление о разысканиях Пьеро о перспективе от Луки Пачоли, преподававшего в Венеции математику вскоре после 1470 года. Речь идет о гипотезе, которую можно дополнительно уточнить. Пачоли был земляком, почитателем и подражателем Пьеро делла Франческа, которого в одном из посвящений, обращенных к герцогу Урбинскому Гвидобальдо, он назвал «королем живописи наших дней». В молодости он жил в Венеции, а затем постригся в монахи и стал вести странническую жизнь. В частности, он посетил Перуджу, двор в Урбино, Флоренцию, где преподавал с 1500о до 1507 года, а затем вновь оказался в Венеции. Здесь 11 августа 1508 года в церкви Сан Бартоломео ди Риальто он прочел вступительную лекцию к курсу о второй книге Евклида, на которой присутствовало множество людей[288]. К тому же времени (предложенные даты колеблются в интервале между 1507 и 1511 годами) восходят последние полотна, созданные для Скуола ди Сан Джорджо, в частности и «Видение бл. Августина»[289]. В преамбуле к «Summa de arithmetica» («Сумме арифметики») 1494 года Пачоли вспоминал про беседы о перспективе, которые он вел с Джентиле и Джованни Беллини; по всей видимости, его возможные разговоры с Карпаччо во время нового пребывания в Венеции должны были быть столь же плодотворными. В ходе этих разговоров он, вероятно, мог показывать копию перспективистского шедевра Пьеро, находившегося в собственности Монтефельтро, и словесно его описывать.

Доказательство связи между «Видением бл. Августина» и «Бичеванием» дает конкретное обоснование тому, сколь многим Карпаччо обязан Пьеро, что уже много раз отмечалось прежде. Оно подтверждает гипотезу Перокко о специфической урбинской компоненте образования Карпаччо, которое он получил за пределами Венеции[290]. Возможно, тот факт, что Карпаччо, желая изобразить Виссариона, вдохновлялся именно картиной Пьеро, – это не чистое совпадение, но дополнительный аргумент – впрочем, гипотетический – в пользу предложенной выше идентификации личности бородатого мужчины с «Бичевания». Правда, с физиогномической точки зрения никакого сходства между бл. Августином у Карпаччо и бородатым мужчиной на «Бичевании» нет – притом что положение головы у них почти одинаковое (у бл. Августина – чуть более фронтальное). Если Карпаччо узнал о картине Пьеро именно от Пачоли, то он, возможно, имел перед глазами рисунок, подробно воспроизводивший структурные элементы, а не особенные черты изображенных персонажей. Однако близкий к урбинскому двору Пачоли должен был быть прекрасно осведомлен об их личностях.

Рисунки, связанные с «Видением бл. Августина» (ил. 40 и 41), в точности подтверждают наше предположение, позволяя шаг за шагом проследить за трансформацией замысла Карпаччо. На лицевой стороне рисунка, хранящегося в Пушкинском музее в Москве, сидящий за столом бородатый старик поворачивается налево, сжимая в руке компас. Кодексы и древние предметы, украшающие его кабинет, напоминают об убранстве с «Бл. Августина»; впрочем, выражение лица иное и в особенности отсутствуют какие бы то ни было отсылки к «Бичеванию» Пьеро. Напротив, его косвенное знакомство с картиной проступает на рисунке, расположенном на обороте того же листа: за спиной бородатого старика, который что-то пишет, впервые появляется одна из двух дверей крытой галереи, внутри которой происходит бичевание Христа, – точнее, открытой двери, позволяющей увидеть лестницу Пилата, ясно различимую на рисунке[291]. Речь идет о точной цитате, отвергнутой затем Карпаччо. Этот элемент он заменил перечисленными нами и столь же точными дериватами. Рисунок, ныне находящийся в Британском музее (ил. 39), документирует намного более позднюю стадию работы, когда картина уже была близка к завершению. Некоторые едва набросанные части соответствуют альтернативным вариантам – в сравнении с окончательной редакцией: животное слева на первом плане (не собачка, а хорек) и фигура святого. Лицо последнего, слегка намеченное, полностью отличается от вариантов как на подготовительных рисунках, так и на картине: отсутствует даже борода. Мураро совершенно разумно предположил, что лондонский рисунок – это материалы, подготовленные Карпаччо, возможно в ожидании инструкций, необходимых для того, чтобы написать лицо Виссариона[292]. Конечно, в итоге Карпаччо не пошел дальше обобщенного сходства с существовавшими портретами Виссариона. Вероятно, здесь будет уместно заметить, что бородатый мужчина с «Бичевания» гораздо к ним ближе с физиогномической точки зрения, нежели к «Бл. Августину» Карпаччо, где личность изображенного персонажа гарантирована наличием кардинальской печати.

Как и Пьеро, Лука Пачоли был «завсегдатаем» урбинского двора[293]. По всей видимости, именно благодаря ему «Бичевание», картина, предназначенная исключительно для приватного использования, несмотря на все, обрела свою известность в потомстве.

Заключение

Сложные иконографические намеки на объединение церквей и крестовый поход, обнаруженные в «Крещении» (ил. 1), «Бичевании» (ил. 20) и второй, более значимой части цикла в Ареццо, отсылают к культурным, политическим и религиозным интересам Джованни Баччи или каким-то образом связанных с ним людей. Это же доказывается от противного – исчезновением упомянутых сюжетов из живописи Пьеро после завершения цикла в Ареццо[294], когда связи с заказчиком окончательно прервались.

Можно спросить: ограничивалось ли это влияние иконографией? Конечно, закончив фрески в Ареццо, Пьеро (которому тогда было немногим более сорока пяти лет) двигался вперед совершенно другими и менее тернистыми стилистическими путями. На фоне таких шедевров, как диптих в Уффици, Мадонна ди Сенигаллия (ныне в Урбино) или алтарь из Брера, говорить об упадке, как это, кстати, делалось[295], не представляется возможным. В любом случае было бы абсурдным спорить со способом изображать манеру художника, изолированного внутри рамок его формальных разысканий, преувеличивая роль заказчика в выборе чисто стилистических средств. Самое большее, что можно сделать, – это выдвинуть осторожную гипотезу, что уникальные способности Пьеро в использовании перспективы привлекли к нему внимание интеллектуальной среды, заинтересованной во всякого рода технических инновациях. По этому поводу уместно вспомнить, что Тортелли включил в главу «Horologium» своего труда «De Orthographia» («Об орфографии») отредактированный Лоренцо Валла длинный список изобретений, неизвестных древним. Тортелли не пренебрег и теми новациями, что были связаны с искусствами, такими как клавикорд или ниелло. Тот же Виссарион в письме, отправленном вскоре после 1440 года, советовал правителю Мореи Константину Палеологу овладеть завоеваниями Запада в области техники[296].

Клиентская зависимость Джованни Баччи от Медичи скорее помогает объяснить парадоксальное отсутствие заказов Пьеро во Флоренции. Тот факт, что оно оказалось продиктовано и соображениями вкуса, не вызывает сомнений[297]. Однако столь же верно и то, что Баччи мог рекомендовать своего протеже Сиджизмондо Малатеста или Федериго да Монтефельтро благодаря посредничеству Медичи, не предлагая его при этом самим флорентийским властителям. В письмах к патронам Баччи напоминал, одновременно с гордостью и ностальгией, о милостях, полученных в прошлом, и опыте, приобретенном во время перемещений от одного двора к другому. Он давал советы о ситуации в Ареццо, побуждая Пьеро ди Козимо назначить туда следившего за порядком офицера, «который бы ездил и рыскал по местности и устрашал жителей», дабы усмирить «наглость и заносчивость» крестьян против «торговых, ремесленных и благородных мужей»[298]. У Лоренцо он просил должности, которая позволила бы ему уехать из Ареццо, и скромно напоминал, что Федериго да Монтефельтро «всякое вознаграждение обыкновение имеет удерживать и раздавать друзьям и людям своим»[299]. Однако Медичи не прислушивались к его просьбам. Напрасно Баччи настаивал: «Я нахожусь там, где никогда не был доволен, а потому прошу В<ашу>. М<илость>. соблаговолить извлечь меня из сего ада, поелику в сердце моем не знаю и не чувствую иного ада кроме, как жить в городе столь несчастном, как ни один из виденных мною городов»[300].

Очередная мольба была послана 29 апреля 1476 года. Декабрем этого года датируется последнее дошедшее до нас письмо Баччи. Мы не знаем, когда он умер; возможно, вскоре после этого. Он хотел, чтобы его похоронили в Риме, в церкви Санта Мария Нуова, где уже покоился другой клирик Апостольской палаты, происходивший из Ареццо[301]. Его надгробный памятник, уничтоженный в ходе перестройки церкви во второй половине XVII века, конечно, ностальгически напоминал бы о его краткой карьере в церковной администрации, столь резко прерванной тридцатью годами раньше из‐за ссоры с кардиналом камерленгом Людовико Тревизаном.

Приложение 1

Джованни ди Франческо, Пьеро делла Франческа и дата цикла в Ареццо [302]