— А как насчет вас? — спросила Джин.

— Мой путь лежит в другом направлении, — сказал Тарзан.

— За Эбопой? — спросила Ньяма.

— И за ним тоже, — сказал Тарзан. — Теперь идите, прежде чем толпа не опомнится и не решит избрать нового царя. Идите, прежде чем не станет хуже, чем раньше.

Нкима запрыгнул на плечо Тарзана и затараторил.

— Нет, Нкима, — сказал Тарзан. — Не в этот раз, старый друг. Иди с этими людьми и Джад-бал-джа.

Тарзан поднял льва, осторожно, как котенка, и положил его на носилки. Джад-бал-джа лизнул его руку. Тарзан заговорил со львом на языке джунглей. — С тобой будет все в порядке с этими тармангани, старый друг. Они позаботятся о тебе. И если судьба и закон джунглей позволят, увижу тебя и Нкиму снова.

Хант пожал руку Тарзану. А Джин сказала: — Вы, это нечто особенное, — мистер Тарзан.

— Да, я такой, — ответил Тарзан, и улыбнулся.

— И скромный, также, — подхватила Джин.

— Это моя самая главная черта, — ответил Тарзан.

Ньяма и Джин по очереди обняли его, а затем с помощью Ханта потащили носилки, унося Джад-бал-джа прочь. Прежде чем они начали осторожно спускаться вниз по лестнице, что вели с арены, Джад-бал-джа поднял свою окровавленную голову и посмотрел на человека-обезьяну. «Его губы искривились», — подумал Тарзан. — «И кто бы еще говорил, что зверь не может улыбаться?»

Когда Хант, Джин, и Ньяма выбрались на главный двор, волоча за собой носилки с Джад-бал-джа, к которым был привязан лев, они были поражены видом того, как все люди спасаются бегством. Здесь не было и намека на цивилизацию посреди этой ревущей, толкающейся, убегающей прочь толпы. Женщины, дети, старики, падали под ногами перепуганной и запутанной массы убегающих, и были затоптаны. Видеть, что их бог был так напуган чужестранцем и что он принялся буйствовать посреди своего собственного населения, было слишком невыносимо для чувств аборигенов Ура.

В порыве бегства и чтобы избежать смерти от ярости своего бога, они разбросали лампы и факелы, разлили масло. Ур начал гореть. Огонь быстро распространился, и вскоре пламя взметнулось из окна, а дым, густой, как шерсть и черный, как смола, поднялся над городом и закрыл чистое голубое небо и белоснежные облака сажей.

Ньяма немедленно приняла командование. — Идем этим путем, — закричала она, и они понесли носилки прочь от кишащей человеческой массы, двинувшись обратно в пылающее здание.

— Мы ведь умрем! — заорал Хант.

— Нет, — сказала Ньяма. — Я знаю это место. Вперед, через кухню!

Они были едва не сметены бегством обитателя Ура, но большая часть бегущих находилась на главной площади и арене. Таким образом, они были в состоянии проделать свой путь через перепуганных отставших, и вскоре уже двигались по длинному лестничному пролету, входя в кухню большого дворца.

Компания была почти полностью измотана к тому времени, когда достигла кухни и промчались через нее, затем, выбежав через заднюю дверь, они двинулись через двор. Воины, с пеной у рта, как будто зараженные бешенством, толкаясь, пронеслись мимо них; само основание, на котором зиждилась жизнь аборигенов, казалось, ушло из-под их ног, и теперь все они сошли с ума, а их одним намерением было желание сбежать отсюда как можно дальше.

Ньяма провела свою группу через двор, и, не встречая абсолютно никакого сопротивления, они переместились в поле за большим городом, а вскоре повернули, двигаясь вокруг рва к джунглям, окружающим Ур.