– We are friends, – сказал один.

– Ми есть друзиа… – прочел по бумажке второй.

Инна открыла им дверь. За ее спиной стояли чуть подросшие Миша и Мариша.

Шведы вошли мокрые насквозь и радостные, как дети в сочельник. И отовсюду – из внутренних карманов плащей, из брючных карманов и из-за пазух – стали выкладывать на кухонный стол тяжелые плитки бельгийского шоколада, целлофановые пакеты с копченой курятиной, прессованным манго, какао, кофе и еще бог знает чем. А потом спросили у Инны:

– Do you speak English?

– Yes, – сказала она.

– O’kay. У нас есть послание для вас. Вы можете через неделю выйти на новую голодовку?

– От кого послание? Зачем?

– Мы не можем сказать. Это просьба от Израиля. Они просят вас стоять на прежнем месте. Это важно. Вы сможете это сделать?

– Хорошо, сделаю.

– Отлично! – обрадовались шведы. И заторопились: – Теперь мы должны идти. Пока!

– Подождите. Вы же мокрые. На улице льет. Как насчет горячего чая?

– Нет, нет. Спасибо. Мы должны идти…

Но в дверях один из них тормознул, спросил у Миши:

– Ты Майкл?

– Д-да, конечно… – заикнувшись, ответил Миша.

– Good! – Молодой швед сунул руку в карман, достал толстый кожаный кошелек и протянул Мише. – Держи. Это тебе и твоей сестре.

Миша удивленно посмотрел на мать.

– Возьми, – сказала она. – Если человек дает от души, ему вернется стократ.

А через десять дней после этого «шведского визита» в типографии американской газеты «Вашингтон пост» печатные машины с грохотом печатали завтрашнюю газету с фотографиями киевского «узника Сиона» Бориса Левина, его жены Инны с плакатиком «БЕССРОЧНАЯ ГОЛОДОВКА. ОТПУСТИТЕ МУЖА!» и американского раввина Боруха Левина, снова голодающего у советского посольства с плакатом «FRIDOM TO MY SOVIET COUSIN BORIS LEVIN!».