– А чьими же? Лошади-то меня не шибко любят.

– И не лошадиными, – лукаво улыбнулась Йага.

Встала, повернулась к чаще и залихватски свистнула в два пальца. Сначала стало тихо. Оно по осени в лесу и без того нешумно, но тут будто листва шуршать перестала, а ветер не решался тревожить голые ветви. И когда стало совсем уже невмоготу ждать, раздался треск. Далекий, оттого более грозный. Рьян сначала недоверчиво вскинул брови, потом взялся за девичий пояс и потянул назад.

– Пойдем-ка…

Треск приближался, а с ним вместе угрюмое ворчание крупного зверя. Ведьма стояла довольная и знать не знала, чего это рыжий уже присматривает деревце, на которое можно забраться.

– Куда, стой!

Она захохотала и ломанулась аккурат в заросли, из которых неотвратимо катился на них грохот. И навстречу ведьме вышел… здоровенный вепрь. Рыжий до белых костяшек стиснул рукоять колдовского ножа и кинулся наперерез, но ведьма вовремя перехватила молодца:

– Это друг!

Друг был страшен! На такого не с кухонным ножом надо, а с самострелом и рогатиной, и лучше вдесятером. Был он до того огромен, что боками раздвигал молодые деревца. Копыта глубоко врезались в остывающую землю, а клыками впору было не добычу искать, а нерадивых охотников нанизывать. К тому ж был он вонюч, грязен и волосат, каким и полагается быть дикому зверю. Но лесовку это не остановило: она пала на колени перед кабаном и звонко чмокнула здоровенный подвижный пятачок, запачкав землею собственный нос.

– Ну что стоишь? Садись! Я же обещала, что своими ногами не пойдем!

Пятачок ходил ходуном, втягивая запах незнакомца, а хрюкал вепрь столь грозно, что навряд кто-то решился бы к нему приблизиться. Кто-то, но не Рьян. Этот хмыкнул и вразвалочку подошел. Дал обнюхать сжатый кулак и примерился влезть верхом.

– Умом ты, верно, повредилась, – буркнул он и докончил, хватаясь за жесткую шерсть: – Да и я с тобой вместе.

Но первой подсадить пришлось Йагу: зверь ни в какую не желал брать всадника, покуда не почуял на спине ведьму. И надо признать, девка нарочно лезла дольше нужного. Рыжий северянин сначала вроде случайно, а там уже и нахально придерживал ее под ягодицы, и неприятного в том не было ни крохи. Когда же Рьян сел позади и прильнул к ней всем телом, Йага и вовсе онемела. Вроде и тощим был северянин, и вредным, и кожа его ледяная… Но как вцепился в холку, прижав Йагу локтями с боков, как задышал в шею… Да и ехать удобнее: не сползаешь ни вправо, ни влево, а когда заваливаешься назад, молодец только шипит недовольно, но все одно удерживает обоих.

Так и смазался лес в одно бурое пятно. Не было ни болотца, ни оврагов, ни круглого озерца. Был только Рьян позади, крепко прижимающий ее к себе, дыхание его было и жилистые руки. И все хотелось, чтобы руки те стиснули ее еще крепче, так, чтобы косточки затрещали. И чего-то еще хотелось, а чего – поди разбери… Когда впереди замерцала река, ведьма не захотела слезать. Утешало лишь то, что обратно им тоже предстояло добираться верхом. Рьян спрыгнул первым и вроде уже осматривался, а все одно помог Йаге спуститься, как бы по привычке. Потом опомнился и скривился, видно, сам себя ругая.

Кабан на прощание пожевал его штанину, но требовать платы за услугу не стал, пошел обратно в чащу. Йага же потянула северянина к берегу. Там, в камышах, покачивалась лодка не лодка, но все ж какой-то плот, и при нем единственное весло.

– Медуницы на том берегу.

Рьян вздохнул, но не заставил себя упрашивать. Выволок из зарослей лодчонку, примерился к тяже сти весла. Бортов у лодчонки не было – доска и доска, только что широкая и формой схожая с ладьей.

Ведьма уже успела скинуть обувку. Ее не брали хвори, не страшила холодная вода – задрала повыше юбки – и прямо в реку. Северянин же предпочел ступить на борт аккуратно, не замочив портов.

– Куда?

Йага показала. Устроилась она у его ног и старалась особенно не шевелиться, чтобы не раскачивать суденышко. А Рьян стоял в полный рост и правил, и челюсть его отчего-то сжималась все сильнее, очерчивая скулы и подбородок.