– Ещё бы!
Кларк поднял рупор и гаркнул:
– Работаем! Посторонние, покиньте съёмочную площадку!
– Давайте притрёмся, – режиссёр прилип к глазку объектива. – Мы поищем ракурсы. Твоя задача, Крис, возжелать эти сладкие булочки. Представь, что одна, например, Грэмми, а вторая скажем...
– Пальмовая ветвь. Я видел сценарий.
– Хорошо! Проведи рукой по её плечу! Да! Вот, так! Пробуй импровизировать! Отлично! Узнай её!
Пять часов Кит валялся в огромной кровати, плотоядно разглядывал и трогал прелести нимф. Пальцы скользили по коже предплечий, разогретой лучами прожекторов. Облако белого газа вздыхало под вентиляторами, волосы моделей липли к лицу.
Вдыхая чуть терпкий женский запах, Кит думал о фестивале. Возьмёт "Прыжок" награду? Кто вправе оценивать его?
Он завис над партнёршей в положении «планка», повернул голову. Масляной взгляд зафиксировался на второй девушке. Камера пялилась в лицо. Долго. Усталые глаза резал свет. Предплечья окаменели, мышцы вздулись от напряжения.
– Чёрт! Вы там страсть снимаете или фиксируете спортивный рекорд?
Кит перекатился на спину и заслонился ладонью от солнца. За монотонным галдежом в десяти шагах разговаривали волны. Море наступало. Все ближе подбиралось к павильону, обещая к вечеру, затопить притон креатива, похоронив под собой уродливую конструкцию.
– Вернись в кадр, Крис!
Кит не шевелился, мысленно видел уже другое море и лица. Набережную Круазетт заполонили люди. Толпу различал отчётливо, но ступени Дворца фестивалей терялись в тумане.
Затылок тронуло волнение. Но о награде Кит не думал. Награды ничего не значили. Он хотел видеть склонённые в почтении головы у безымянной могилы безвестного солдата. Одного из многих павшего в чужой войне. Но многие не интересовали – только один.
И Кит склонит головы жури... или сложит. Отец получит чёртову панихиду, которую ему задолжали и сытые европейцы в том числе.
Отдуваясь, режиссёр вытер платком лоб, сделал знак оператору менять ракурс. Раздражённо гаркнул осветителям:
– Да что вы за гусыни?! Двигаетесь!
Кит вновь откинулся на подушках. Принял красоток в объятия. Глядя попеременно то в одно, то в другое запрокинутое лицо, искал причину внутреннего беспокойства. Колебания редко досаждали. Точнее – никогда. Он просто принимал решения, а потом следовал ему.
Что с ним происходит?
Он осторожно прикусил полную, тёмную от густой крови губу, слегка оттянул зубами. Тело механически реагировало на команды с площадки. Круглые бёдра прижались к его левому боку. Острая коленка взобралась на живот. В кожу впился треугольный флакон зелёной воды от Форда.