— Разве вы забыли, сударь, — спросила она, — что сталось с девушкой, которую приняли за Алессандру? В этой игре слишком большие ставки, и тех, кто хотел навредить моей племяннице, не остановит наш маленький принц.

— Но когда его высочество признает источник, никто не посмеет ему навредить, — пытался убедить нас де Ламаж.

Но Лео только вздохнула:

— Вы еще более наивны, чем моя племянница, сударь. Но давайте поговорим об этом по дороге. Нам тоже нужно о многом вас расспросить. Ведь я же правильно поняла — вы намерены нас сопровождать?

Он горячо заверил ее, что она поняла всё совершенно правильно, и первым вышел на улицу.

— Мы не должны втягивать его во всё это, — прошептала я, когда он удалился достаточно, чтобы нас не услышать. — Он присягал его величеству. Помогая нам, он совершает преступление.

Тетка сунула мне тот саквояж, с которым мы когда-то приехали в Розенбург, и жестко сказала:

— Мы собираемся переправляться через границу, Лесса, и нам совсем не помешает, если на этом опасном пути нас будет сопровождать мужчина. Де Ламаж кажется мне человеком благородным и надежным. К тому же, у него есть лошадь.

Об этом я, как обычно, не подумала и в полной мере оценила все преимущества путешествия с таким спутником, только когда мадемуазель де Шатильон и Андрэ расположились в седле. В ближайшей деревне мы собирались купить еще хотя бы пару лошадей и нанять проводника, который сопроводил бы нас до Антарии.

По улицам города мы передвигались молча, боясь своими голосами привлечь чье-то внимание, и вздохнули с облегчением только тогда, когда вышли на горную дорогу. Уже занимался рассвет, и когда я оглянулась назад, Розенбург в долине показался мне совсем крохотным.

Мадемуазель де Шатильон сказала, что в деревушке Валентен она знает опытного проводника, который иногда снабжал ее контрабандными антарийскими товарами, и который знает тропу через границу как свои пять пальцев. К тому же, он умеет держать язык за зубами, а значит, именно к нему нам и следует обратиться. Никто против этого не возразил.

— А теперь, шевалье, вы уже можете ответить на несколько наших вопросов, — сказала Лео, подходя к де Ламажу поближе. — Прежде всего, меня интересует, почему вся Линария говорит об Алессандре как о королеве? Ведь к тому времени, как нашли утонувшую девушку, всем уже должно было бы быть известно о разводе их величеств. Мы с Лессой лично слышали, как об этом судачили, еще когда мы были в Лиме. И кажется, бедняжку Ванесс похоронили со всеми почестями в королевской усыпальнице.

Но ответить де Ламаж не успел, потому что неподалеку от нас хрустнула ветка. Было уже почти светло, и я заметила, как на некотором расстоянии от нас метнулись, скрываясь за огромным валуном, две темные фигуры.

— Кто здесь? — громко спросил шевалье, и поскольку никто не ответил, предупредил: — Если вы не отзоветесь, я вынужден буду стрелять.

Я видела кремниевый пистолет у него на поясе и понимала, что это — не пустая угроза.

Судя по всему, угроза возымела действие на преследовавших нас людей. Но еще прежде, чем я услышала голос Ледюка, я уже знала, что это именно он.

— Зачем поднимать шум, шевалье? У нас нет намерения причинить вам зло. К тому же, стрелять в горах — весьма опасно. Я всего лишь хотел убедиться в своей правоте, и вы своим бегством невольно подтвердили мои догадки. Ваше величество, прошу вас, не делайте глупостей. Вы — королева Линарии, и вам надлежит вернуться во дворец и воспитывать наследника престола в тех условиях, на которые он имеет право. Я не знаю, какие причины вынудили вас покинуть Лиму, но уверен, что его величество будет счастлив узнать, что вы живы. Позвольте мне сопровождать вас в столицу. Возможно, сейчас вы ненавидите меня, но когда-нибудь вы скажете мне «спасибо».

Он был не один, и наверняка, они тоже были вооружены. Я была уверена в храбрости шевалье, но наших преследователей могло быть не двое, а трое или даже пятеро. Что мы сможем им противопоставить?

К тому же, они прятались за валуном, а мы были у них как на ладони. Лео помогла спешиться мадемуазель де Шатильон, и я видела, что Велия дрожала от страха.

Более уже не было смысла отрицать, что я — Алессандра, и я решила воззвать не к совести Ледюка, а к его разуму.