Кроме нас с Дэвисом, были ещё две пары — Фентоны и Блейки. Вечер прошёл замечательно, пусть даже мне совсем не понравился Шарлоттин муж. Может быть, даже как раз поэтому. Дэвис тоже был от Филлипа не в восторге, и мы оба выяснили это без лишних разговоров, лишь переглянувшись. Я увидела, насколько хорошо мы понимаем друг друга. Если Шар хотела показать мне все преимущества жизни с Дэвисом Уэем, её план сработал.
Потом, когда мы уже стояли в прихожей и прощались, Филлип задал Дэвису вопрос насчёт клюшек для гольфа. Он собирался приобрести новый паттер, и разгорелся жаркий спор. Шар закатила глаза и ухмыльнулась мне — стоит ли такого ажиотажа спор о том, какой паттер лучше, длинный или укороченный? Я ухмыльнулась в ответ, но не так снисходительно. Я прочитала бы такую же лекцию, спроси меня, какой выбрать регулятор. В ожидании я обвела взглядом прихожую и увидела свадебные фото Шар и Филлипа.
На самом большом они стояли у алтаря друг напротив друга, держась за руки. Шар, казалось, утонула в необъятном платье; её улыбка была лучезарна. Под этой фотографией висели две, поменьше — на одной из них были окольцованные руки Шар и Филлипа. Под всем этим великолепием — приглашение на свадьбу. Плотная кремовая бумага, на которой слова были выведены чернилами глубокого шоколадного цвета, до того витиевато, что пришлось прищуриться, чтобы разобрать, и когда мне наконец удалось, моё сердце судорожно сжалось.
Мистер Лоуренс Б. Шипли
имеет честь пригласить Вас на свадьбу его дочери Шарлотты Марии Шипли…
Я замерла, уже не видя ни времени, ни места, ни адреса. Похолодели руки, ноги, лицо, будто вся моя кровь разом прилила к сердцу.
— Всё хорошо? — обеспокоенно спросил Дэвис. Я покачала головой, моргнула.
— Всё в порядке.
— Господи, ты вся бледная, как привидение, — Шар, взволнованная, приблизилась ко мне. Её голос смог оторвать меня от напечатанной фамилии; я повернулась к подруге. Вся комната отдалилась, будто я смотрела в телескоп, и всё, что я могла видеть — лицо Шарлотты. Это было абсурдно, как будто я смотрела на страницу журнала, на фото круглолицего, никому не известного малыша, который потом вырос и стал знаменитостью. Мне никогда не удавалось угадать, кто это был, Джордж Клуни или Джулия Робертс, пока я не переворачивала страницу и сходство не становилось очевидным.
Теперь, когда я обо всём знала, я увидела Лолли Шипли. Со всей ясностью её увидела. Краски прихожей потускнели, и я вновь стояла, шатаясь, на тёмной дороге у смятой машины и слышала стон Тига. Эти круглые глаза всё того же оттенка голубого смотрели из-под пушистых тёмных ресниц прямо на меня. Этот рот между круглых щёчек, такой же нежный и розовый, говорил мне:
Все несвязанные между собой подробности её жизни, которые я узнала за прошедшие несколько месяцев, вспыхнули с ужасающей ясностью. Младший брат, который вырос, вступил в ряды армии и «втюрился во фрейлейн», когда служил в Германии, оказался Полом. Малышом Полом, которого мучили колики, и бедной матери приходилось глубокой ночью нарезать по району круги. Проблемный отец Шар, пытавшийся побороть депрессию и алкоголизм, оказался мистером Шипли, которого я оставила вдовцом, вынужденным в одиночку справляться с бизнесом и двумя маленькими детьми. А её погибшая мать… теперь я знала, кем она оказалась.
В глазах у меня помутилось, и я упала бы, если бы Дэвис не подхватил меня.
— Эй, ты чего? Эми? Всё нормально?
Я покачала головой, попыталась засмеяться, но пальцы мёртвой хваткой вцепились в его руку.
— Наверное, второй стакан джина с тоником был лишним.
— Позволь, я довезу тебя до дома, — сказал Дэвис и, слава Богу, увёз меня оттуда.
Я с трудом помнила, как мы доехали. Метнулась в ванную, и меня рвало Шарлоттиной куриной запеканкой с брокколи, зелёной фасолью с чесноком и клубничным слоёным тортом, пока желудок не опустел. Потом я стояла на холодном кафеле перед унитазом, выблёвывая желчь. Когда спазмы наконец отпустили, я доползла до кровати и всю ночь лежала без сна, думая, что надо бросать работу, собирать вещи и лететь назад в Калифорнию. Надо бросать Мэдди и Дэвиса, пусть даже сама мысль об этом резала ножом. Флориду нужно было оставить для Лолли Шипли. Что ещё я могла сделать? Я уснула лишь на рассвете и проснулась поздно, с намерением тут же начать собираться. Но, пока я тупо смотрела в чашку с нетронутым кофе, зазвонил телефон. Я ответила на автопилоте, не думая, даже не глядя на номер. Звонила Шарлотта, чтобы выяснить, как я там.
— Всё хорошо? Вчера ты меня так напугала!
Я уверила её, что всё в порядке, но этим не кончилось. Она вся искрилась от восторга, прирождённая хозяйка, устроившая замечательный вечер. Я слышала, как она наливает кофе, анатомируя вчерашний ужин, спрашивая, не пересушен ли был цыплёнок, понравились ли мне цветы. Я отвечала, как могла, вне себя от ужаса. Я не имела права отвечать на звонки Лолли Шипли.
Но она продолжала: обсуждала всё, что мне сказал Дэвис, соизмеряла глубину моих и его чувств, в шутку чмокала губами, поддразнивая. Я поняла, что не отвечать на её звонки я тем более не имею права.