— Это здесь, — тихо проговорила Рита, останавливаясь предположительно там, где раньше была ее комната.
Снова вспомнилась та ночь, когда он увидел пожар издалека и стрелой помчался через поле. Тогда он не раздумывая бросился в дом, чтобы вынести обгоревшую девушку. И только после понял, что будь огонь обычным, то им обоим грозила верная гибель. А магический ему не причинил вреда. Значило ли это, что настроен он был только на Риту? Получается, что так.
Рита простерла руки над землей и произнесла заклинание. Тут же появился вход в подпол, причем не тронутый пожаром. Она легко откинула крышку и первая принялась спускаться.
— Осторожно, ступеньки крутые, — предупредила, когда Гордей последовал за ней, на всякий случай вернув крышку люка на место. — Света нет, — послышался снизу голос Риты, после того, как раздалось несколько щелчков тумблера. — Подожди, я сейчас…
Гордей и не торопился, медленно преодолевая ступеньку за ступенькой. Погреб оказался очень глубоким, и лестница вела в него почти вертикальная — шею сломать можно только так. К тому моменту, когда он достиг дна подвала, в центре уже разгоралось свечение, что быстро росло, заливая внутренности большой комнаты с низким потолком, выхватывая из темноты стеллажи с банками, садовую утварь, множество коробок, сломанный торшер, кастрюли, тазы… Чего тут только не было.
— Бабушка не любила ничего выбрасывать, — улыбнулась Рита, подметив удивление Гордея. — Она говорила, что вещи живые, и у каждой есть своя история. Она все сносила в подвал…
При желании тут можно жить какое-то время. Вон, даже гора старых матрасов в углу, сложенных высокой стопкой. И с голоду не умрешь точно. Гордей отвлекся от созерцания бытовой сокровищницы и проследил взглядом за Ритой. Девушка уверенно направилась в дальний угол подвала, куда свет практически не достигал, и вернулась оттуда с небольшой шкатулкой.
— Здесь все мои документы, — она перевернула два ящика. На один села сама, на другой пригласила Гордея. — Метрики, свидетельство о рождении, аттестат… Вот паспорт, — достала она книжечку в голубой корочке. — А это что? — в обложку был вложен свернутый лист бумаги. — Раньше его тут не было…
Она достала лист и развернула его. Гордей заметил, как задрожали руки девушки, и сама она побледнела.
— Почерк бабушкин, — растерянно взглянула она на Гордея.
Больше всего в этот момент ему хотелось обнять ее, успокоить, но вместо этого он сказал:
— Читай.
На этих строках Рита запнулась и вновь посмотрела на Гордея. И снова он прочитал в ее взгляде удивление.
— Это о тебе, — тихо проговорила она. — Бабушка знала…
— Бабушка, я ничего не понимаю, — всхлипнула Рита, и две слезинки скатились из ее глаз. Она свернула письмо и положила его туда же, откуда достала. Спрятав паспорт в шкатулку, она протянула ее Гордею.
Он и сам понимал не больше Риты, но очень надеялся, что они найдут хоть какие-то подсказки. А еще он осознавал, что несмотря на всю силу, девушка нуждается в нем, и судьбы их теперь связаны неразрывной нитью. И это же его пугало, одновременно. В который раз Гордей спрашивал себя, готов ли он бросить все ради этой девчонки, к которой его влекло со страшной силой. Должен ли он рисковать всем ради нее? Хотя… чем, собственно, ему рисковать-то? Своим изгнанием, жизнью с отшельниками, что приютили его из жалости? Может это и есть его предназначение, к которому он шел долгие годы, — оберегать эту ведьму. Растерянность завладевала душой, как он не гнал ее.
Рита без труда нашла то, о чем говорилось в письме бабушки. К Гордею она вернулась с внушительным свертком, но развернуть его он ей не позволил.
— Нужно уходить. Оставаться здесь опасно.