Убедившись в том, что войска багдадского эмира больше не существует, я отпустил заложников, двое сыновей и трое дочерей эмира Багдада соединились со своим родителем, то же самое произошло и в отношении всех других заложниклв из числа родных и приближенных эмира, после чего настала очередь выплаты дани. Я освободил от уплаты дани представителей четырех ремесел — ювелиров, оружейников, шелкоткачей и седельников, и велел багдадскому эмиру, с которым я до того момента не встречался, собрать у жителей Багдада и передать мне половину принадлежавшего им золота и серебра и при этом начать с того, чтобы выплатить мне половину того, что имелось в его собственной казне.
Я возложил взимание дани на самого багдадского эмира исходя из того, что он знал всех, кто и насколько богат, тогда как я и мои приближенные не могли этого знать. В любом городе есть люди, не владеющие и толикой серебра и золота и я не хотел ничего взимать с таких. Среди багдадцев могли быть и такие, что владели садом, мельницей, лодкой, и при том, так же не имеющие золота и серебра. И от них я ничего не собирался брать, ибо не желал быть ни мельником, ни садоводом. Что касается казны эмира, здесь велся строгий учет, имелись книги с записями, поэтому укрыть что-то было невозможно. Багдадский эмир добросовестно выплатил мне половину всего того, что содержала его казна.
Однако, как я уже упоминал, не было точно известно количество золота и серебра, находящегося во владении у населения. И без сомнений, багдадцы пытались припрятать свое достояние, чтобы не расстаться с его половиной, и я вынужден был бы передавать таких в руки своих воинов, что бы те, подвергая их пыткам, устанавливали подлинный размер и местонахождение их богатств. Такое могло длиться долго, а главное, могло не дать желаемого результата, ибо люди могли выдержать пытки и не раскрыть местонахождения своих тайников. По этой причине я принял совет эмира Багдада, заключавшийся в том, чтобы он сам установил размер и количество золота и серебра, подлежащего уплате населением, ибо видел, что предлагаемый им способ является легким и скорее приведет к желаемому результату.
На своем веку я сравнял с землей множество городов и причем таким образом, что был уверен, пока существует этот мир, они не будут заселены вновь. На своем веку я вырезал множество жителей покоренных мною городов, строил башни из их голов. Когда я велел начинать массовое уничтожение обывателей захваченного города, то все его улицы и рынки вскоре заливала кровь. Но если жители тех городов, что не оказывали сопротивления, просили проявить милосердие к ним, я их не обижал, особенно если они были приверженцами исламской веры.
Личность, подобная мне, перед мечом которого трепещут в страхе и Восток и Запад Вселенной, должен проявлять когда необходимо, великодушие, закрывать глаза на мелочи, чтобы добиваться наилучшего результата. Я мог бы увязнуть в Багдаде на полгода, на год, пока его жителей будут подвергать пыткам, чтобы выведать о местонахождении их сокровищ, однако при этом я бы упустил возможность быстро овладеть богатствами и казной правителя Фарса. Между тем, я желал попасть в Фарс до конца того года, в крайнем случае, к весне следующего, чтобы показать его владыке, шаху Мансуру Музаффари, что нельзя безнаказанно наносить мне оскорбления.
В один из дней эмир Багдада доложил мне, что изъятие дани у жителей города завершилось, и что не осталось ни одного человека, у которого следовало бы изъять золото и серебро. В тот день стало известно, что эмир Багдада передал нам пятьсот пятьдесят мискалей золота и два курура (один курур-пятьсот тысяч) двести тысяч мискалей серебра. Часть золота и серебра была в виде монет, часть в виде украшений и утвари и поскольку есть из золотой и серебрянной посуды запрещено, я велел переплавить и чеканить монеты из них.
Завершив дела, связанные получением дани от Багдада, я решил покинуть тот город, и его эмир пригласил меня оказать честь и участвовать в организуемом им угощением. Я принял приглашение и отправился на то угощение в сопровождении своих приближенных, среди которых был и Кара Куз. После трапезы, в зал вошли несколько красивых арабских прислужниц и начали танцевать под мелодию рубаба, уда и чанга.
Я спросил эмира Багдада: «Ты вызвал сюда этих красавиц, чтобы доставить удовольствие себе или мне?» Тот ответил: «Я их велел привести, чтобы ты испытал удовольствие, и любая из них, которую ты возжелаешь — твоя». Я ответил: «Никакую из них я не желаю, вели им покинуть зал, ибо я не имею желания лицезреть танцовщиц, слушать мелодию уда, рубаба или чанга». Эмир Багдада изумленный спросил:
Эмир Багдада велел, чтобы танцовщицы удалились, а через час и я выразил желание уйти. К тому времени в зал внесли поднос, изготовленный из чистого золота и я обратил внимание, что на нём уложены какие-то драгоценности. Эмир Багдада спросил: «Я хочу подарить тебе на память эти драгоценности и надеюсь, что ты их примешь от меня. Эти драгоценности из моей казны». Я принял в качестве дара те драгоценности, но отказался от подноса и эмир Багдада расстался со мной преисполненный радости, сказав: «Всякий раз, когда ты прибудешь в Багдад в качестве гостя, мы будем с почтением встречать тебя и радоваться твоему приходу».
Поскольку войско так и не получило разрешения грабить Багдад в качестве военной добычи, я разделил между своими военачальниками и рядовыми воинами часть золота и серебра, изъятого у его жителей.
Осенью я покинул Багдад и в день, когда я покидал его, меня провожали эмир со своими сыновьями и знатными горожанами, они прошли вместе с нами целых пять фарсангов. Я хотел попасть в Фарс, а для этого надо было сначала дойти до Керманшаха
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Переход через перевал Патак и вступление в Фарс
Путь мой в Керманшах проходил через перевал, называемый Патак, в районе которого мои разведочные дозоры обнаружили и сообщили о наличии большого числа конников и пехоты, которые могли питать в отношении нас враждебные намерения. Я поручил дозорным разузнать, кто эти люди и с какой целью они расположились в тех местах. Дозор сообщил, что они являются частью племен, обитающих в окрестностях Керманшаха и говорят, что им ведомо, что Амир Тимур идет из Багдада с солидным грузом золота и серебра, поэтому, если желает пройти в добром здравии через те места, он должен отдать им все те сокровища.
Золота и серебра, что я вез из Багдада было не так уж и много, больше было разговоров и слухов о его неимоверном количестве. Но даже если его было у меня не более одного мискаля, и в том случае я не был бы согласен делиться им с племенами Керманшаха ради того, чтобы получить их позволение пройти через тот перевал.
Перевал Патак, как я увидел, был таким, что если вокруг него расположится вражеский отряд, войску не пройти, разве, что понеся большие потери. Ибо помимо возможности вести обстрел идущего по нему войска с обоих сторон, имелась так же возможность сбрасывать на головы конных и пеших огромные валуны и камни, для чего достаточно было бы двух человек, по одному с каждой стороны. В этом случае непременно погибли бы все или большая часть войска. По этой причине я велел было поворачивать обратно, однако отряд, охранявший тыл (арьергард) войска, сообщил, что вход в ущелье, который мы уже миновали, успели занять те же племена.
В битве, когда остается единственная возможность, следует не колеблясь быть готовым встретить смерть. Трус умирает тысячу раз, храбрый же единожды, и в жизни каждого смерть неизбежна, и даже пророки и избранники божьи были смертными, не говоря уж о нас, простых рабах божьих.
С того времени, когда я начал что-то сознавать, участвуя в битве, я не переставал думать о возможных путях ее ведения, однако, если видел, что положение безвыходно, то не колеблясь бросался навстречу смертельной опасности. Так и в тот день я готовил себя к встрече с возможной смертью. Поэтому я быстро натянул на себя свой боевой кафтан (кольчугу) и шлем и после велел своему оруженосцу держать наготове две мои широколезвенные и легкие сабли, изготовленные и получившие особую закалку в Чаче
Конников, облаченных в доспехи со шлемами на головах, я разделил на два отряда, один я выставил у входа в ущелье, который мы уже миновали, чтобы они схватились с отрядом противника, находящимся в том месте, Я возложил на него задачи головного отряда, поскольку они были защищены доспехами, велел им двигаться вперед, расчищая путь для своих товарищей, следовавших за ними. Сам я так же возглавил один из отрядов латников, на которых была возложена задача обеспечить прорыв в районе выхода из ущелья. Я также велел, чтобы в случае моей гибели, Кара Куз возглавил войско и вывел его из ущелья Патак. Между обоими отрядами, один из которых был отправлен в устье ущелья, а другой — к выходу их него, я установил регулярную связь для того, чтобы при необходимости, один из них мог поспешить на выручку другому, и велел, чтобы как только одному из отрядов удастся прорвать кольцо противника, он должен незамедлительно известить другой, чтобы тот мог, получив такое известие, прекратить боевые действия на своем участке н устремиться в образовавшийся прорыв. Цель моя заключалась в том, чтобы любой ценой был расчищен путь, по которому я выведу войско из ущелья: я не хотел терять своих воинов в этой стычке с племенами Керманшаха. Когда рослые всадники надели латы и шлемы, я возглавил отряд, нацеленный на прорыв выхода из ущелья, ведущего в Ирак-э Аджам, и мы бросились вперед. Я настроил воинов на то, что мы должны стремительно пронестись через ущелье, выскочив из него, быстро рассредоточиться вокруг него, чтобы окружить противника, засевшего на высотах и таким образом дать возможность основной части войска выйти из ущелья. Увидев конный отряд противника, засевшего в ожидании нас на выходе из ущелья, я очень обрадовался, ибо их присутствие на том месте не позволяло их соплеменникам, расположившимся на высотах, бросать камни вниз, без того, чтобы не подвергать смертельной опасности своих же. Чтобы иметь свободными обе руки, я накинул уздечку себе на шею, взял в каждую руку по легкому широколезвенному клинку и поскакал вперед.