Книги

Я - ТИМУР ВЛАСТИТЕЛЬ ВСЕЛЕННОЙ

22
18
20
22
24
26
28
30

В том поселении правитель Фарса еще раз незаслуженно оскорблял меня, обывая «нечистым и злобным узбеком». Он писал: «Фарс — это край львов и такие как ты никогда не сумеют покорить меня, и если хочешь узнать, что постигло тех, кто до тебя намеревался захватить Фарс, огляди обе стороны дорог того края, «от костей погибших вся дорога, от края до края, белым-бела», и тебя постигнет такая же судьба».

Я не хотел подвергать опасности своих конников, ожидающей их в лесу Арджан и счел более разумным не приближаться к тому месту и потому поручил нескольким надежным проводникам из числа местных, вести меня дорогой, исключающей возможность столкновения с войском шаха Мансура Музаффари в Арджанском лесу, ибо бой с ним в открытой степи был бы для меня предпочтительнее.

Моей целью было захватить Шираз, который называли средоточием наук, установив в нем свою власть, я хотел беседовать с выдающимися людьми города и узнать насколько глубоки их знания. Шираз был построен братом Хаджаджа бен Юсуфа в шестьдесят четвертом году хиджры, и когда я вступил в него, в Ширазе было двенадцать ворот и три большие мечети, одна из которых называлась Масджед-э Джамэъ-э Атик, которую основал Омар бен Лайс Саффари в 285 году после хиджры великого пророка, и я вступив в город прочел свой намаз в той мечети.

Я знал, что Шираз опоясывает городская стена, которую построил за много лет до моего пришествия в Фарс Самсам ад-Даулэ. Когда я вступал в Фарс, ширазская стена на вид была прочной и если бы правитель Фарса надумал оказать мне сопротивление, укрывшись за той стеной, ему удалось бы надолго сковать мои силы в том месте. Я не боялся того, что шах Мансур Музаффари может перейти на осадное положение, ибо мой опыт взятия укрепленных крепостей был достаточно основателен и я хорошо понимал, что не существует такой крепости, которую не мог бы взять преисполненный решимости полководец.

Шираз славился не только своими большими мечетями, прочным крепостным валом и учеными мужьями, было известно, что юноши и девушки Шираза обладают миловидной внешностью и в Иране говорили, что Шираз — это край самых красивых юношей, и Хафиз в своих стихах отразил эту тему. Мои военачальники жаждали увидеть прекрасноликих ширазцев, но сам я не имею таких склонностей и запретил для себя увеселения для того, чтобы не утратить боевых качеств воина.

После того, как я вступил в Фарс, мои военачальники каждую ночь собирались вокруг Низамуддина, бывшего моим приближенным и летописцем и расспрашивали его о Ширазе и более всего о прекрасноликих ширазцах. Низамуддин расказывал моим военачальникам о том, какие красивые глаза и брови у ширазских девушек, что они настолько черны, что невозможно надолго погружать свой взор в них без того, чтобы вскоре не почувствовать себя внезапно ослабевшим (Пояснение: упоминаемый здесь Низамуддин — летописец (хроникер) написал книгу об Тимурленге, которая была утеряна и не существует сегодня, однако Шарафуддин Али Йезди, автор знаменитой книги «Зафар-намэ», содержащей описание жизни Тимурпенга и войн, которые он вел, в значительной мере использовал материалы, изложенные в книге Низамуддина — Марсель Брион). Вступив в Шираз, я счел преувеличением все то, что поведал Низамуддин о тамошних прекрасноликих, может быть потому, что меня они не интересуют, я не находил глаза ширазских девушек столь уж захватывающими.

Чтобы избежать схватки с войском-правителя Фарса в лесу, полном деревьев дикого миндаля, я обошел Арджанский лес (Аржанскую степь) и достиг мест, где равнина по обе стороны была покрыта ростками анганара (т. е. артишока) и мне говорили, что большой и массивный отросток, что виден у основания того растения является съедобным и мои конники, насобирав побольше этих плодов, приготовили из них еду, я тоже попробовал тех плодов и нашел их приятными на вкус. (Пояснение: «анганар», то есть артишоки, попали в Европу из Ирана, мы же сегодня даже позабыли его правильное название и на базарах Тегерана, где весной торгуют «анганаром», зеленщики называют его «артишу» — Переводчик)

Пройдя земли, где произрастал «анганар», я получил второе послание от шаха Мансура Музаффари, в котором он бахвалился своим происхождением, перечисляя имена своих достославных предков, воображая будто я не знаю его рода и не ведаю, что его основателем был человек, бедный, но сильный, по имени Пехлеван Хаджи, уроженец города Хаваф, что в Хорасане. В поисках хлеба насущного, он покинул Хаваф и сначала попал в Туе, где захотел показать свою силу. Но в том городе было много зур-ханэ (т. е. спортивная арена для иранских классических игр и упражнений), где борьбой и силовыми упражнениями занималось множество богатырей и Пехлеван Хаджи не привлек к себе ничьего внимания и никто не стал его приглашать разделить с ним трапезу. Потом он направился в Нишапур и стал участвовать в различных состязаниях по борьбе, однако потерпел поражение и поскольку не мог после этого оставаться в Нишапуре, направился в Рей. В Рее также проживает несколько известных пехлеванов, поэтому Пехлевану Хаджи и там не удалось отличиться и поневоле ему пришлось направить свои стопы в Исфаган, а затем — в Фарс.

В Фарсе за семьдесят два года до моего прихода в эту страну не было крепких пехлеванов, поэтому Пехлеван Хаджи привлек к себе внимание и вокруг него собиралось молодежь, которая распространяла вокруг славу о его мощи и достоинствах, после чего Пехлеван Хаджи Хавафи стал думать о царствовании и после смерти правителя Фарса, он стал править той страной. И поскольку был он из простонародья, неграмотен и невежественен, а к старости пристрастился к обжорству, и ничем другим кроме поглощения пищи не занимался, то после своей кончины он не оставил о себе ничего примечательного в памяти потомков.

Основным занятием Пехлевана Хаджи Хавафи, ставшего правителем было после пробуждения сесть утром за дастархан, и сидеть за ним до полудня, поглощая пищу. После чего, от перенасыщения его клонило ко сну, до вечера он спал. Проснувшись к вечеру, он опять садился за дастархан и пожирал пищу до полуночи, после чего отбывал ко сну, так в конце-концов он и умер от обжорства. Таков был человек, происхождением от которого гордился шах Мансур Музаффари, представляя его, как своего великого предка.

Мой же предок, Чингиз-хан, ел мало, ему достаточно было утолить голод, да и то употребляя легкую пищу, кислое молоко кобылиц, и поскольку воздерживался от употребления вина и других хмельных напитков, мог провести тридцать суток не слезая с лошади. (Рене Грюсэ написавший книгу о жизни и делах Чингиз-хана, считает одной из основных причин мощи его и его воинов было то, что кроме молока кобылиц, которое называлось «кумыс», они не употребляли иной пищи, который он считает очень питательным и вместе с тем легко усваиваемым продуктом. — Переводчик)

Потомки Пехлевана Хаджи Хавафи, сменявшие его на троне, отличались скудоумием, леностью и отсутствием каких-либо выдающихся качеств. Вместе с тем они были чванливыми и тщеславными и к моменту моего прихода в Фарс, восемь представителей той династии правили в Фарсе, Кермане и Йезде.

Обойдя стороной Арджанский лес, я направился на Шираз, войско, которое расположил шах Мансур Музаффари у того леса не смогло преградить мне путь, потому что мои всадники неслись так стремительно, что пока противник собирался сделать это, мы пронеслись мимо него и оказались на подступах к Ширазу. Шах Мансур Музаффари находился в Ширазе и люди мне передали, что он намерен переместиться в крепость Эстахриар (о которой я уже рассказывал) и закрепиться там, и тогда говорили они, я могу провести годы в стране Фарс, но так и не сумею взять ту твердыню.

Я говорил, что в мире не существует такой крепости, которую невозможно было бы взять и для взятия каждой из них существует присущий для той крепости способ. Скройся правитель Фарса в Эстахриаре, я вместо того, чтобы гнать своих воинов наверх в гору, что равносильно тому, чтобы предать их в объятия Азраила (т. е., ангела смерти), вначале построил бы широкую дорогу, которая подобно змеиным кольцам опоясывая гору вела бы на ее вершину, и лишь только после того начал бы штурм. Однако шах Мансур Музаффари не поехал в крепость Эстахриар, вместо этого он направился в ширазскую мечеть Атик, построенную Умаром бен Лайсом Саффари, и начал в ней молиться о том, чтобы Аллах даровал ему победу надо мной. Шираз знаменит тем, что всякий, кто пойдет в мечеть Атик и обратится с мольбой к Господу и попросит его о чем-либо, молитва та будет услышана (и просьба удовлетворена) в течении времени меньшего, чем требуется, чтобы пройти от минбара до мехраба, и Господь дарует ему все, что он попросил.

Правитель Фарса направился в мечеть Атик, для того чтобы вымолить у Господа победу надо мной. Он молил Бога о том, чтобы я попал в его руки, чтобы затем он мог выдавить мои глаза, отрезать мой язык, и в конце-концов отрубить мои руки, а затем мою голову. Этот человек не ведал, что если бы врага можно было победить лишь с помощью молитвы, пророк наш Мухаммад бен Абдуллах, вместо того, чтобы натянув доспехи, отправиться на поле битвы драться и разбить врага, мог бы ограничиться посещением мечети, мольбой к Богу, чтобы тот даровал ему победу над врагом. Несомненно, что Аллах принял и исполнил бы мольбу своего пророка, скорее, чем молитву шаха Мансура Музаффари и пророк таким образом одерживал бы победы, не выходя из мечети, чтобы спешить на битву. Пророк наш участвовал в войнах Ахад, Хайбар, потому что понимал, что победу над врагом одерживают сражаясь, а не предаваясь только лишь молитве и заклинаниям.

Вскоре после захода солнца, я достиг местности, называемой Патилэ, вдали виднелась широкая долина, а в ней темная масса войска. Я велел сделать остановку. Мои военачальники знали, что в этом случае следует делать, тем не менее я подчеркнул, что им той ночью следует быть особо бдительными, чтобы, в случае ночного нападения врага, суметь успешно отразить его.

Я напомнил им: «Мы находимся в чужой стране и не располагаем точными сведениями о местности и численности вражеского войска, которое действует в собственной стране и хорошо знает местность, и нет сомнения, что войско, ждавшее нас у Арджанского леса, либо кинулось вдогонку за нами и его появления следует ожидать с минуты на минуту, либо спешно идет на соединение с войском шаха Мансура Музаффари. Завтра мы должны наступать, потому что если будет упущен завтрашний день, то вероятнее всего к его концу либо за нашей спиной появится войско, идущее от Арджинского леса, либо оно успеет слиться с войском шаха Мансура Музаффара и тогда задача наша еще более усложниться. Не держите воинов в бодрствующем состоянии, дайте им поспать и отдохнуть, чтобы они были готовыми к завтрашней битве. Пусть не спит только та часть воинов, которой поручено боевое охранение. И наконец, воины должны спать таким образом, чтобы в случае ночной атаки врага они могли без промедления включиться в бой».

Если бы было время, я бы возвел в ту ночь вокруг лагеря защитный вал-стену из «дая», чтобы защититься от возможной ночной атаки врага. («Дай» состоит из смеси глины, с мелкими камнями, которая высохнув становится твердой — Марсель Брион). Для возведения вала потребовалось бы держать воинов всю ночь без сна, а утром они были бы слишком вялыми от усталости и бессоницы, чтобы хорошо сражаться. По этой причине я отказался от намерения возводить стену, вместо этого я назначил караульных и дозоры, составлявшие небольшую часть войска, чтобы быть наготове и отразить возможное нападение врага в ночное время.

Будь я на месте шаха Мансура Музаффара и Амир Тимур вторгся в мою страну, расположившись лагерем вблизи моей столицы, я бы провел той ночью жесткую и стремительную атаку на лагерь вражеского войска, самой меньшей выгодой от той атаки была бы невозможность для Амира Тимура выстроить наутро свое войско в желательном для него боевом порядке. Потому что всякая ночная вылазка, особенно если она жесткая и стремительная, расстраивает боевой порядок лагеря. Однако по двум причинам шах Мансур Музаффари не предпринял ночную атаку против меня: во-первых он не был воином, и потому не ведал, что предпринявший ночную атаку не питает сомнений в том, что он победит. Потому и организуется ночная вылазка, чтобы не дать врагу возможности выстроить наутро войско в желательном для него боевом порядке. Вторая причина, как я узнал позже, заключалась в том, что правитель Фарса ожидал прибытия той части войска, что ранее была направлена им в Арджанский лес, чтобы атаковать меня с большим числом своих воинов.

Как только я вступил в долину Патилэ и увидел вдали темную массу войска правителя Фарса, я понял, что шах Мансур Музаффари не является воином, ибо будь он воином, понимал бы, что ему не следует ввязываться в бой на такой равнинной местности с моим войском, состоящим из конников. Керманшахские племена, давшие мне сражение в ущелье Патак, намного больше разбирались в военной науке, чем правитель Фарса, потому что понимали, что на плоской равнине они не сумеют противостоять моей коннице, и потому постаралась встать на моем пути именно в районе горного ущелья, и если бы они были готовы пожертвовать жизнями части из своих воинов, то сумели бы уничтожить мое войско в том ущелье.