– Что? О чем ты говоришь?! – Сон слетел с Питера в мгновение ока.

– Послушай меня, возражать будешь после, ладно? – Голос Сильвана окреп и зазвучал решительнее. – Мы с мамой любим тебя и знаем, что ты любишь нас. И это не какое-то там прощание. Но неизвестно, что будет дальше… с нашим миром. А мы с мамой в любом случае прожили жизнь. Нет, выслушай меня до конца! Ты много рассказывал о Мелле Фэлри, в основном о его красоте. И это понятно и объяснимо в твоем возрасте. Но теперь я узнал его и хочу, чтобы ты знал тоже – он прекрасен не только внешне, у него добрая и благородная душа. У вас много общего, и если только ты не будешь рубить с плеча, а попытаешься его понять – вы будете счастливы. Вот почему я хочу, чтобы в случае чего… ты ушел с ним. Пообещай, что так и сделаешь, и тогда, что бы ни произошло с нами дальше, я буду спокоен за тебя.

– И ты уверяешь, что это не прощание? – хрипло произнес Питер, раз за разом глотая подступающий к горлу ком.

Ему показалось, что Сильван улыбнулся в темноте – прежней доброй улыбкой.

– Это завещание, если так тебе будет проще. Люди ведь пишут их не потому, что ждут близкой смерти, а чтобы быть спокойными за будущее своих близких. – Он коснулся плеча Питера и произнес с огромной нежностью: – Я так люблю тебя! Ты самый лучший сын, какого только можно пожелать.

Питер всхлипнул и привлек отца к себе. Крепко обнявшись, они сидели во флаере из Оморона, а мрачное небо продолжало рыдать над множеством устремленных к нему безответных молитв.

Фэлри проснулся до рассвета и, стоя на площадке гравиподъемника, наблюдал, как в небе разворачивается сеть красноватых линий, вплетенных в темные тучи. Ничего хорошего это не сулило – в пасмурную погоду пояс заряжается медленнее, а если пойдет дождь, тело в мокрой одежде отяжелеет, что повлияет на скорость полета.

Но он, конечно, полетит в любом случае, надо только дождаться, чтобы солнце хоть немного выползло из-за горизонта. Сырой, холодный ветер полоскал волосы, точно флаг, эр-лан нетерпеливо отводил их в сторону.

Может, обрезать их и дело с концом? Вон у Питера волосы совсем короткие, это, наверное, очень удобно…

Фэлри представил, что сказали бы в клане Лэ, озвучь он столь кощунственное желание, и невольно усмехнулся. Обрезать волосы – сложно придумать худшее унижение для эр-лана. Хотя, по сути, ничего особенного в них нет. Ну красиво и что дальше? Возиться с ними могут себе позволить лишь те, кто сидит целыми днями перед гало-экраном…

– Давай, давай… – бормотал он, не отрывая взгляда от восточного края неба.

Внезапно раздался знакомый низкий гул, и прямо перед Фэлри опустился длинный, бело-зеленый флаер. Эр-лан невольно попятился, а при виде сидевшего внутри человека сердце подпрыгнуло к горлу и застряло там бешено бьющимся комом.

– Привет, Полуликий! – весело произнес Тайрон, отключив защитный купол. – Сто лет не виделись, прохвост ты этакий!

Фэлри онемел, лишь молча рассматривал огромного сега, который не слишком изменился с тех пор, как они сцепились на площади Дебатов два года назад.

Бывший боец, Тайрон всегда выглядел, как машина для убийства. Сейчас он явно набрал вес, но солидное брюхо выглядело не излишним, как у других людей, а словно бы кладезем жизненной силы. Вместо стандартной и самой дешевой сегийской одежды, которая красовалась сейчас на самом Фэлри, Тайрон щеголял бежевой курткой чуть ли не из натуральной кожи и такими же штанами. На черной тунике серебрилась какая-то монограмма, и в целом эта роскошь не очень-то сочеталась с бритой наголо головой и грубым смуглым лицом, рассеченным синими бойцовскими татуировками.

– Что, язык проглотил от счастья? – язвительно осведомился он и вдруг сделал приглашающий жест. – Тебе же в Оморон надо? Садись, подкину.

– Как… – Фэлри наконец обрел дар речи. – Почему ты вообще здесь?

Тайрон смотрел на его не мигая, из-за татуировок выражение его лица словно бы смазывалось. Рассматривал сегийскую одежду и волосы, связанные в простой хвост – наверное, Фэлри был единственным эр-ланом в Омороне, отказавшимся от традиционной прически.

– Сдается мне, мы кое о чем не договорили, – властно произнес Тайрон, вмиг отбросив запанибратскую манеру, – садись давай.

Навалилась слабость, Фэлри вдруг почувствовал себя до отвращения беспомощным, словно ребенок, загнанный в угол злыми сверстниками. В точности, как и прежде, когда Тайрон нависал над ним, не давая вздохнуть.