Кстати, подумал Питер, вот как раз шляп я в Омороне ни у кого не видел, буквально ни одной! Капюшоны – да, сплошь и рядом, а шляп нет.

Он глубоко вздохнул, обхватил руками шею Фэлри, тот обнял его за бедра. Питеру вновь почудился призрачный аромат высохшего луга и подгнивших яблок.

– Все в порядке? – прошептал он.

Фэлри молча кивнул и уткнулся головой ему в грудь. Питер поерзал и пробормотал:

– Ты слишком сильно меня сжимаешь…

Но эр-лан и не подумал ослабить хватку.

Они долго целовались и ласкали друг друга.

Питеру хотелось спать, но остановиться он не мог. Наслаждение прогоняло тревогу, дарило покой, и отказаться от него было не так просто. Лунный свет расплескался по постели, Питер бездумно, нежно пропускал между пальцев пряди волос Фэлри. Они мерцали, как темное старинное серебро, целые реки серебра… Эр-лан дышал медленно и глубоко, и Питер постепенно соскользнул вслед за ним в спокойный сон, все еще ощущая под пальцами шелковистую тяжесть длинных прядей.

Это было последнее сознательное ощущение, когда он засыпал – и первое, когда проснулся.

Утренний свет толкнулся в веки – по деревенской привычке Питер всегда просыпался рано, а Фэлри и вовсе не требовалось много сна, порой он поднимался еще до зари и тихонько уходил в мастерскую. А иногда Питер открывал глаза и видел перед собой его лицо – эр-лан лежал, подложив локоть под голову, и смотрел так странно, что Питер невольно тревожился, начинал спрашивать – да только слова были бесполезны…

В такие моменты он до боли жаждал понять, что же мучает Фэлри; эта боль была почти сродни физическому желанию – хотелось войти в сокровенные глубины, проникнуть в тайну сущности возлюбленного, познать что-то, недоступное ни словам, ни уму.

Он как будто пил стакан за стаканом чудесную сладкую воду, а в душе жил страх так никогда и не утолить жажду.

Но сегодня, похоже, эр-лан на удивление заспался – наверное, сильно устал вчера, подумал Питер с мимолетной улыбкой и, не открывая глаз, скользнул ладонью по волосам вверх, к затылку.

«А говорил, эр-ланам не нужно много спать», – хотел сказать он, но не сказал.

Потому что вместо теплой головы рука наткнулась на что-то холодное и острое. Питер охнул от неожиданности и открыл глаза.

Фэлри в постели не было. Точнее, не было… в основном.

На подушке лежал лист бумаги, придавленный большим куском светлого кварца – только вчера Фэлри подобрал его на берегу озера. Ему ужасно нравились камни, особенно надколотые, обнажающие разноцветное нутро. В лучах восходящего солнца слюдяные блестки красиво сверкали и переливались.

Но вовсе не камень заставил Питера вскочить с постели с хриплым криком, от которого в дверях меньше чем через минуту возник Сильван в рубашке, едва прикрывавшей худые колени, и с мечом в руке.

– Что случилось? – выдохнул он и застыл, не в силах, как и Питер, отвести взгляд от постели.

Под листом бумаги и камнем, растекаясь по простыням и сверкая по-прежнему ярким, но уже неживым золотом, лежали обрезанные под корень волосы Фэлри.