Питер осторожно провел пальцами по стройной голени Фэлри, чуть испачканной лесной грязью. Потом подвинулся, положил голову ему на бедро и незаметно вдохнул поглубже запах озерной воды, листьев и почвы, смешанный с неповторимым ароматом тела Фэлри – ароматом любви.

Вдохнул так, словно ему предстояло все это потерять.

Эр-лан слегка подвинулся, чтобы Питеру было удобнее лежать. Солнечный луч упал на полуприкрытые веки, Питер взглядом проследил линию ног Фэлри. Кожа на ступнях такая тонкая, что, казалось, виден каждый сустав, каждая косточка; бледные пальцы ног запачкались в песке.

В животе у Фэлри требовательно заурчало, и он смущенно пошевелился. Дивное видение растаяло, обнаженный эр-лан с распущенными золотыми волосами – свободный, раскованный, забывший обо всем – исчез.

– Пора возвращаться, – со вздохом произнес Питер слова, которых они оба страшились.

По дороге назад они еще целовались, но уже более нежно и менее страстно; заговорили о хозяйственных делах.

От безумных кур-несушек они, в конце концов, избавились, оставив только огород, в котором Сильван копался скорее развлечения ради. На месте курятника выросла мастерская – выросла в буквальном смысле, Фэлри привез из Оморона эмбриомеханика, который за пару часов создал просторный и крепкий амбар.

Питер возмутился – что за позор, он и сам может построить амбар, зачем отрывать человека от дел ради такой ерунды. Но Фэлри с хитрыми искрами в синих глазах осведомился: разве Питер не хочет увидеть, как развивается механозародыш от начала и до конца?

Ну что за вопрос.

Вообще, чем дольше они жили вместе, тем быстрее Питер забывал о том времени, когда был один. Дело было не в сводящем с ума сексе и даже не в совпадении интересов – они с Фэлри были как части хитрых механизмов, которые дедушка Питера приносил из Хранилищ. Ну или как части того же механозародыша, за развитием которого Питер наблюдал двое суток напролет без сна, отлучаясь лишь по нужде.

Они не просто подходили друг другу – их союз рождал что-то новое, что-то такое, чего прежде в мире никогда не бывало. Если у одного возникала идея, другой тут же подхватывал ее, и вместе они реализовывали ее до конца. Это касалось и изобретений – никакой ревности к своим творениям Питер не испытывал и охотно принимал помощь Фэлри. Как раз в этом по какой-то неведомой причине превосходство эр-лана его не напрягало – тем более что тот никогда ни словом, ни жестом, ни даже взглядом его не показывал.

Быть может, он его вообще не ощущал.

В Фэлри Питер обрел не только нежного и пылкого возлюбленного, но и самого преданного друга – и даже не знал, кто из них на самом деле ему дороже. Скорее, и тот, и другой – две стороны одной жизни, которая долго пребывала в тени и наконец вырвалась на простор, чтобы стать свободной и счастливой.

Такой, какой и должна была быть.