30

Год спустя

Солнце то проникало сквозь кроны, то пряталось за облаком, порывы ветра ерошили траву так, что она из зеленой становилась серой и наоборот, – словно кто-то водил рукой по бархату.

Питер и Фэлри шли по лесу, время от времени останавливались и обнимались; руки, холодные от росы, проникали под влажную одежду, запачканную травой и желтой пыльцой горчичных цветов.

– Да не торопись, – шептал Питер, хотя на самом деле был готов на все, лишь бы Фэлри не останавливался, – что отец подумает, если вернемся с пустыми руками?

Через час холщовые заплечные мешки наполнились доверху – к мягким, оранжевым волнам лисичек добавились пучки дикого щавеля, горсти черники и уже почти сошедшей на нет лесной земляники, бледно-розовой, нежной, как полураскрытые губы девушки.

Они все шли и шли, и вдруг впереди блеснуло голубое; кроны деревьев больше не мешали солнечным лучам изливаться на зеленую траву. Питер и Фэлри проскользнули между двух огромных, покрытых мхом валунов, и очутились на берегу озера.

Легкий ветерок охладил покрытые испариной лица. Питер с наслаждением вдохнул полной грудью и обнаружил, что Фэлри уже стащил сапоги и рубашку и быстро расплетает волосы.

– Ну что, ты идешь купаться или нет?

Питер кивнул, точно зачарованный, не в силах оторвать от него взгляд. Они были вместе уже целый год – год, который он почти не заметил; где-то там промелькнула слякотная осень, зима, на которую он обратил внимание лишь потому, что боялся, как бы Фэлри не простудился с непривычки, весна – они летали в Оморон любоваться цветением садов…

И все равно, глядя на эр-лана, он каждый раз словно впадал в какой-то транс – безупречные линии тела, крепкие, сухие мышцы, золотые волосы, струящиеся по плечам… так можно сидеть и бесконечно смотреть на закат, пока он не угаснет.

Да и нечасто ему выпадало такое счастье – увидеть своего божественного возлюбленного во всей красе, облаченным лишь в сияние солнечного света. Дома постоянно толкался народ – отец, иногда мама, прилетают в гости Саруватари, Инза, притаскивают каких-то друзей. А то и сами они полетят в Оморон, и Фэлри до бесконечности водит Питера по городу, показывает чудесные здания, самодвижущиеся полосы дорог, выставки, то, и другое, и третье…

Поэтому Питер ужасно любил такие дни, когда они могли остаться только вдвоем и никого рядом. Сегодня специально встал пораньше и, предупреждая любые попытки куда-нибудь их утащить, заявил, что они с Фэлри идут за грибами, и точка.

Конечно, никакой необходимости собирать грибы не было – пропитание вообще больше не представляло проблемы. Все, кто жил в деревне, вели хозяйство скорее по инерции, чтобы чем-то себя занять, хотя нашлась парочка рьяных противников пищевых капсул. Многие, особенно молодежь, давно переселились в Оморон, Крис тоже прочно обосновалась там и звала Питера и Сильвана к себе, а они все никак не могли решиться.

Питеру нравилось жить на природе вместе с Фэлри. Превосходство эр-лана и так было слишком уж очевидно, а в Омороне, повсюду его сопровождая, Питер чувствовал себя окончательно бесполезным, словно какой-то домашний любимец.

Другое дело – здесь.

Поначалу Фэлри пришлось нелегко, и Питер с удовольствием помогал ему, обучая непростой науке проживания «в естественной среде», которую эр-лан, по сути, видел только на гало-экранах Башни.

Пальцы Питера дрогнули, распуская шнуровку на рубашке – на фоне его неловких движений Фэлри выглядел неожиданно собранным, уверенным в себе, несмотря на наготу. По весне насекомые начали так доставать эр-лана, что он, по его собственному выражению, прыгнул выше головы и настроил аромат тела на отпугивание кровососов. Так что теперь комары, мухи и прочая дрянь даже не приближались к нему, а сразу набрасывались на Питера – к его величайшей досаде.

Фэлри понаблюдал, как он стаскивает штаны и чуть не падает, отмахиваясь от слепней, весело рассмеялся и скрылся в зарослях высокой травы. Удивительно было видеть эту ипостась всегда ровного в общении эр-лана – молодую и игривую.

И ее, надо сказать, Питер наблюдал еще реже, чем полностью обнаженное тело Фэлри.