В жизни каждой влюбленной пары, даже самой счастливой, всегда есть светлая и темная сторона – и вот это было по части темной.
Тогда эр-лан стал говорить «я с тобой», как напоминание о том, что в данный момент вынужден натянуть маску, просто потому, что не может по-другому, но настоящий Фэлри – тот, кто целовал, ласкал Питера и был искренен с ним – скоро вернется к нему. Как ни странно, сработало, и всякие трения по этому поводу между ними прекратились.
Питер оглянулся и, убедившись, что улица пустынна, взял руку Фэлри и быстро поцеловал бледное запястье, слабо пахнущее озерной водой и песком. Эр-лан тихо вздохнул и сделал движение ему навстречу, но тут во дворе послышались шаги и негромкое покашливание.
Кашлять Сильван начал после памятного купания. Настройщик улучшал его состояние, но спустя какое-то время кашель возвращался.
Фэлри отскочил назад, точно обжегся о Питера, тот тихонько захихикал и заработал укоряющий взгляд.
– О да, вы удачливые добытчики, – заметил Сильван, выглянув поверх живой изгороди, заменявшей забор, – тащите все в дом, будем ужинать.
Старательно прикрывая ладонью свежий засос за ухом, Питер поспешил проскочить мимо отца – тот, как всегда, сделал вид, что ничего не заметил. Фэлри, кстати, никогда не щеголял засосами, но отнюдь не потому, что Питер был с ним более осторожен. Просто синяки, как и прочие мелкие повреждения, тело эр-лана заживляло буквально за час-другой.
Фэлри набрал свежей воды и уселся на крыльцо чистить грибы. Питер, позевывая, устроился рядом. Облака и синева вечернего неба попеременно натекали друг на друга, желая воцариться безраздельно. Народу в деревне осталось так мало, что вокруг царила непривычная тишина – лишь изредка где-то далеко взмыкнет корова, раздадутся почти неразличимые голоса, звякнут ведра у колодца.
Питер долго смотрел вверх, на ласточек, рассекавших крыльями темнеющее небо, потом перевел взгляд на Фэлри. Руки его действовали со скоростью и сноровкой машины, а вот сам он отсутствовал. Глядя на эр-лана, можно было подумать, что он, погруженный в мысли о каком-то своем изобретении, всматривается в бушующую реку. Миг, когда душа замышляет движение и, сосредоточившись на нем, обретает взгляд охотника, что смотрит на дичь поверх арбалетного ложа.
Питер коснулся его плеча, и наваждение рассеялось, оставив тем не менее какой-то неприятный осадок. Но Фэлри взглянул на него и улыбнулся. Его лицо белело в светлых летних сумерках, словно только что распустившийся ночной цветок.
– Пойдем домой, – тихо произнес он, и они поднялись, закрыли за собой дверь и отгородились стенами от наступающей ночи.
Ужинали жареными грибами и картошкой с огорода Сильвана. Говорили о Крис – та стала уже почти знаменитостью в Омороне благодаря не только своему необычному прошлому, но и поразительным пробивным качествам. Она могла добиться практически чего угодно.
Сейчас ее стараниями расширение Оморона опять затормозилось, потому что задача осмотреть все Хранилища за год оказалось невыполнимой даже с армией помощников. Интересно, что думает по этому поводу Лэнгилл – после случившегося он вел себя тише воды, ниже травы.
Тиан и вправду полностью отрицал причастность клана Лэ к массовому убийству людей за Барьером. В частности, заявил, что прибор, сводивший людей с ума, был разработан в его клане. Чудовищные признания сбили всех с толку – никто толком не понимал, что теперь делать с главой клана Ти. Впервые с момента появления эр-ланов они оказались замешаны в таком серьезном преступлении.
Но Тиан облегчил задачу своим будущим судьям. Несколько месяцев назад его обнаружили мертвым, причиной смерти называли остановку сердца. Рок и Джина тут же подхватили и растрезвонили широко известное поверье, что эр-ланы способны остановить сердце усилием воли. Другие уверяли, что он не вынес груза вины, – и Питер, вспоминая визит в клан Ти, склонялся ко второй версии.
Уж что касается чувства вины, тут он был мастером и мог рассказать об этом абсолютно все. На протяжении целого года идея «я виноват» была как бы внутри каждой его мысли, он засыпал и просыпался с нею. И не думал, что когда-нибудь от нее избавится.
Они сидели и болтали, попивая ягодный отвар, а за окнами быстро сгущалась тьма, кусты и деревья становились черными и угрожающими.
Наконец Фэлри устало потер глаза основанием ладони. Между золотыми бровями остался едва заметный травянисто-зеленый след – совсем как в тот день, когда они наконец-то перестали ходить вокруг да около.
Питер улыбнулся – когда он вспоминал тот порыв Фэлри, возникало чувство, будто обрушилась стена. Они будут любить друг друга еще много, много раз, будут вместе смеяться, вместе есть и отходить ко сну. Их жизни теперь неразделимы. Питер часто ловил себя на том, что не успело кончиться настоящее, а он уже мечтает о будущем.
Они лежали в постели, крепко обнявшись, старясь прижаться друг к другу как можно теснее. По ту сторону окна в холодной тиши сверкали звезды, а кончики только что народившегося месяца были такими острыми, что казалось, на них можно повесить шляпу.